Приключения мышонка Десперо - [21]

— Это ветер воет, — успокаивали друг друга жители замка. — Просто ветер.

Многим служанкам доводилось носить еду тюремщику, и все они возвращались из подземелья белые как полотно. От пережитого страха у них зуб на зуб не попадал, и твердили они только одно: «Никогда ни за что больше туда не спущусь!» Что ещё страшнее, ходили слухи, будто многие служанки, которых послали отнести тюремщику еду, не возвратились из подземелья вовсе: спустились вниз по лестнице да и канули там на веки вечные.

Как думаешь, не пропадёт ли там и наша Мигг?

Надеюсь, что нет. Как же нам историю-то рассказывать, если в ней не будет Миггери Coy?

— Эй, ты! Тупая башка с кочерыжками! — крикнула ей Повариха. — Берёшь этот поднос, спускаешься по лестнице, отдаёшь еду старику, дожидаешься, пока он поест, забираешь поднос и приносишь наверх, сюда. Хоть с таким делом справишься?

— Да чё тут не справиться? — отозвалась Мигг. — Я отдам старику поднос, он съест, чё на подносе, а я потом поднос сюда принесу. Пустой уже будет, да? Значится, я снизу, из подвала этого, несу вам пустой поднос.

— Правильно, — кивнула Повариха. — Проще пареной репы. Но ты, конечно, всё равно найдёшь способ всё перепутать.

— Чё? — спросила Мигг.

— Ничего. В добрый путь. Удачи тебе.

Повариха провожала девочку взглядом, пока та спускалась по ведущей в подземелье лестнице, той самой, по которой накануне кубарем скатился вниз мышонок Десперо. В отличие от него Мигг не оказалась в кромешной тьме, поскольку Повариха предусмотрительно поставила на поднос не только еду, но и зажжённую свечку, и её маленькое неверное пламя пусть слабо, но освещало дорогу. В какой-то момент Мигг остановилась, оглянулась и улыбнулась Поварихе.

— Дурочка ты, дурочка! — вздохнула Повариха. — Никчёмная неумёха с ушами-кочерыжками. Что же станется с тобой, если ты идёшь в подземелье с улыбкой на лице?

Читатель, ты тоже хочешь узнать, что станется с Миггери Coy? Читай следующую главу.

Глава тридцать первая Песня во тьме

Вонища, стоявшая в подземелье, нисколько не беспокоила Мигг по одной простой причине: пытаясь дать ей в ухо, Дядя иногда ошибался и попадал по носу. Даже не иногда, а частенько. В итоге девочка потеряла не только слух, но и нюх и теперь была не способна различить запах отчаянья, страдания и безнадёжности, царивший в подземелье. Она весело, чуть ли не вприпрыжку, спускалась по винтовой лестнице и беседовала сама с собой.

— Ух ты! Темно-то как! — громко восклицала она. — Конечно темно, Мигг, — отвечала она себе. — А вот если б я стала принцессочкой, я б сама сияла-сверкала-землю-освещала. Ни одного уголка бы тёмным не оставила.

Порассуждав таким образом, Мигг принялась напевать, и получилась у неё примерно такая песенка:

Пока я не принцессочка,

Пока я не Горошинка,

Но буду я, но буду я

Такою же хорошенькой.

Как ты понимаешь, читатель, певицей Мигг оказалась никудышной, к тому же, чтобы услышать собственное произведение, она не пела, а орала во всю глотку. Тем не менее подобие мелодии в этой песенке всё-таки было, и кое-кто её всё-таки услышал. Когда Мигг завернула на очередной виток бесконечной винтовой лестницы и тьма за её спиной сомкнулась вновь, от стены отделилась крыса с красной тряпкой на спине и ложкой на голове. Роскуро пробормотал:

— Да! Пой, девчонка! Именно этой песенки я всё это время и ждал!

И он устремился вслед за Миггери Coy.

Добравшись наконец донизу, Мигг прокричала в темноту:

— Эге-гей! Я Миггери Coy, можете кликать меня просто Мигг. Я вам еду принесла. Господин подземельщик! Кушать идите!

Ответа не было.

Вокруг стояла тишина, но не тихая, не умиротворяющая, а грозная и гнетущая. Там и сям раздавались едва различимые, но пугающие звуки: тут струйки воды, точно змеи, шипя, скользили по стене; там, за тёмным углом, слышались стоны; и повсюду, спеша по своим делам, топотали крысы. Их острые когти скребли по камням и отчётливо цокали, а длинные хвосты шуршали, попадая на сухой пол, или расплёскивали вонючую кровавую жижу.

Читатель, окажись ты в подземелье вместе с Мигг, ты наверняка бы услышал этот приглушённый, но зловещий шумок.

И я услышала бы то же самое, случись мне оказаться в подземелье рядом с тобой.

Мы с тобой наверняка бы до смерти перепугались и прижались бы друг к другу тесно-тесно.

А что услышала Миггери Coy?

Верно!

Она не услышала ровным счётом ничего. И поэтому она ничегошеньки не боялась. Ни капельки. Мигг подняла поднос повыше, и слабое пламя свечи, колыхаясь, осветило целую гору ложек, мисок и котелков.

— Ух ты! Вот это да! Да разве ж бывает столько ложек! А котлов-то, котлов! Я в жизни столько не видала!

— В жизни случается повидать всякое! — прогремел в ответ чей-то бас. — Иногда невообразимое.

— Очень точно подмечено, — прошептал Роскуро. — Тюремщик говорит чистую правду.

— Ой! Кто это сказал? — удивилась Мигг. — Кто здесь?

Она обернулась на голос тюремщика Грегори.

Глава тридцать вторая Остерегайся крыс

В дрожащем пламени свечки постепенно проступил силуэт Грегори с привязанной к ноге толстенной верёвкой. Тюремщик, хромая, шёл к девочке и тянул руки к подносу с едой.

— Верно ли понял Грегори? Ты принесла тюремщику еду?