Приключения майора Звягина. Роман воспитания - [142]

(На моем цилиндре — он пересекает границу, и максимум энергии сливается с ее минимумом, с пустотой, со смертью.)

А болезнь, оружие или катастрофы — детали тут неважны…

— Откуда у вас, интересно, столь мудрые суждения? — осведомился Матвей.

— Дорогой друг, — отечески сказал Звягин. — Протрубишь пятнадцать лет по глухим гарнизонам — тут мно-огое, знаешь, передумаешь, пока ветерок в степи свищет. Много разных мыслей придет в голову.

Под яркими фонарями Театральной площади народ тек из подъездов Мариинки с «Лебединого озера». Расторопная лотошница совала мороженое в протянутые руки.

— Вот тебе сахарная трубочка — подсластить горечь знаний, — угостил Звягин подопечного. — На сегодня хватит — мне завтра дежурить. А вон и трамвай.

С площадки махнул рукой. Отражения трамвайных окон вопросительно дрожали в очечках Матвея.

Дома дочка терпеливо выждала, пока Звягин, обронив пару слов о своем времяпрепровождении («Прочищал мозги одному оболтусу, которого мы месяц назад из Крюкова канала выловили»), примет душ и плюхнется на диван, кинув в стакан молока оранжевую соломинку.

— Зачем ты этим оболтусом занялся? — запустила она первый вопрос.

— Чтоб он не стал никчемушником.

— А что такое никчемушник?

— Человек, который вместо того, чтобы толком работать, иметь семью и жить нормальной жизнью, мучится над всякими умными вопросами, мечется в сомнениях, всем неудовлетворен, не знает, что к чему в жизни — и в результате жизнь его проходит бесплодно и зазря.

— А если ты ему все объяснишь? Он изменится?..

Звягин хлюпнул молоком, к негодованию жены, и покачал ногой в красной остроносой домашней туфле:

— Надеюсь. Осознает, как устроен мир. И займется чем-нибудь полезным и продуктивным.

— Твоему самомнению нет границ, — сообщила жена из спальни, протирая лицо на ночь лосьоном.

— Ты всегда умела тонко польстить. Гони наследницу спать, у нее завтра, помнится, контрольная по математике.

— Командовать удается лучше тебе. И почисти мне, пожалуйста, коричневые сапоги.

— Слушаюсь, мэм-сагиб!

Когда человек всецело увлекается какой-то проблемой — он вдруг начинает сталкиваться с ее проявлениями на каждом шагу. Днем на станции «скорой» в руках у Джахадзе оказались хемингуэевские «Острова в океане», и он с восторгом довел до сведения окружающих следующую выдержку:

— «Томас Хадсон лежал в темноте и думал, почему все так называемые хорошие люди непереносимо скучны, а люди по-настоящему хорошие и интересные умудряются в конце концов испортить жизнь и себе, и всем ближним». А?! — Откинулся на спинку стула, обведя слушателей блестящими черными глазами.

Возникла небольшая дискуссия.

— «Правильный» человек следует прописной морали. Он вяловат, банален, не способен на оригинальные мысли и поступки. Вот вроде и хороший человек — а не тянет к нему, — выразил свое коллективное мнение прекрасный пол.

— Хорошим и интересным людям вообще туго живется. Жизнь такая, — сказал Гриша.

— Молодец Хемингуэй, — раскрыл рот молчавший доселе Звягин. — Ведь не знал, почему, но вопрос поставил верно.

Народ развеселился.

— У вас, как всегда, готово решение любого вопроса, Леонид Борисович?

— Любого не любого… «По-настоящему хороший и интересный человек» полон жизни и жаден до жизни. Скука, однообразие, бездействие претят ему. Ему всегда необходимы действия и перемены. Он ищет добра от добра, как говорится. И в этом поиске, в этой жажде жизни как бы пересекает грань счастья и благополучия — и ввергает в горе и себя, и близких, с которыми связана его судьба.

— А проще вы можете?

— Могу. Слишком хорошо — тоже не очень хорошо. Во всем нужна мера. Поэтому сплошь и рядом хороший человек совершает хорошие поступки с плохими последствиями. Пожалеет подлеца, возьмет на себя чужую вину, уступит очередь на квартиру слезливому вымогателю, — в ущерб себе и другим хорошим людям.

Вынужденное безделье привыкших к занятости людей располагает пофилософствовать. Речь завели об «Идиоте» Достоевского. Врачи, в отличие от филологов, предпочитают судить о литературном произведении с точки зрения здравой практичности. Сошлись на том, что князь Мышкин был именно слишком хорош, прямо святой, — и в результате своих действий разрушил жизнь и свою, и тех, кому желал добра. Добрые дела фанатика имеют злые результаты.

Звягин цвел: размышлять о вечных проблемах оказалось занятием более увлекательным, нежели он предполагал. Выступать в качестве наставника-мыслителя было лестно. Ощущая свою власть, играл с Матвеем, как снисходительный кот с нахальным мышонком. Его зеленые глаза щурились, в голос прокрадывались мурлыкающие ноты. Подкованные каблуки отмеряли по гранитным набережным ритм мысли, как метроном.

— О добре и зле, — Матвей упрятывал едкий изгиб губ в пушистую бородку. — Что сильнее? Что победит?

— Добро и зло — как две стороны листа бумаги, как два полюса магнита; их не существует по отдельности, они всегда вместе. Как ум и глупость, как сила и слабость: мы сравниваем силу со слабостью и только так узнаем, что она сила. Как ты узнаешь, что я делаю тебе добро? Мысленно сравнишь с тем, что я был волен совершить противоположный поступок, и тебе было бы плохо. Смотри: старшина кормит солдат. Добро это? Нет. Это его обязанность, его служба: не накормит — накажут. А вот ты голодаешь, и незнакомый человек тебя взял да накормил. А другой обругал и камнем кинул. Появились добро и зло: одно сравнивается с другим, подразумевает возможность другого. Добра нет самого по себе, оно добро относительно зла. Если исчезнет зло, то добро не с чем будет сравнивать, слово «добро» потеряет смысл и исчезнет: если ты сожжешь одну сторону листа бумаги, исчезнет и другая сторона — сгорит весь лист. Добро и зло — парное понятие, как верх и низ. Поэтому одно никогда не победит другое, они будут вечно.