Приключения маленького горбуна - [11]
— Пятьдесят лье… по пять лье в день, это займет десять дней! Мы отправимся завтра! Да, мои дорогие? — обратилась отважная бретонка к своим малышам.
— Да, мамочка, конечно, — в один голос отвечали сын и дочь. — Пойдем пешком! Мы будем мужественными и смелыми, чтобы найти папу… Вот увидишь!
И трое путников пошли по неизведанной дороге, время от времени встречая телеграфные столбы да группы людей из движения за освобождение. Они питались как попало, спали прямо на земле и ни на что не жаловались. Но судьба оказалась беспощадна к героической молодой женщине, и ей не суждено было добраться до Сен-Лорана. Адская земля Гвианы стала ее вечным домом.
ГЛАВА 5
Новые переживания. — Главная монахиня. — Сострадание. — Комната в госпитале. — Казематы. — Героический поступок. — Через окно. — Часовой. — Забор. — Отец и сын. — Свет надежды. — «Кто идет?» — Выстрел. — Тревога.
Конвоир отвел детей в госпиталь. Там было полно народу: солдаты слонялись без дела, каторжники работали, выздоравливающие прогуливались. Все с любопытством смотрели на заплаканных, держащихся за руки ребятишек, думая о том, за что их могли арестовать и доставить в это Богом забытое место. Больше всего мальчику и девочке хотелось спрятаться от внимательных взглядов незнакомых людей.
Охранник поприветствовал главную монахиню, приложив к козырьку руку, и басом произнес:
— Сестра моя, господин председатель просит вас присмотреть за этими детьми.
— Кто они? — удивленно спросила пожилая женщина.
— Похоже, сын и дочь номера двести двенадцатого, которого только что приговорили к смерти.
Услышав эту новость, маленький горбун и его сестра громко заплакали.
— Замолчите! Замолчите немедленно! — раздраженно произнесла главная монахиня и укоризненно посмотрела на солдата: — Вы что, не понимаете?
Погладив детей по головкам и ласково приговаривая, она отвела их в большой зал, который служил приемной.
— Они хотят убить папу! Я тоже хочу умереть! — всхлипывала Лизет.
— Мама умерла по дороге… Палачи! Они убьют его! Он ничего не сделал… Папа, бедный наш папа! — вторил ей маленький горбун.
На протяжении сорока лет монахиня видела только преступников. Горе беззащитных маленьких существ тронуло ее душу. Невозможно было спокойно видеть слезы и слышать безутешные рыдания. На строгом морщинистом лице появилось сострадание, и бесцветные губы произнесли:
— Надзиратель, должно быть, ошибся… Вашему папе ничего не сделают… Бог не допустит, чтобы вы остались сиротами…
Но перед глазами детей стояли лишь мрачные лица судей и конвоиров да барьер, за которым сидел отец. Нервы их были на пределе. Продолжая плакать, Лизет бросилась на пол. Брат опустился рядом с ней и обнял.
— Господи! Сделай так, чтобы я умерла! — просила девочка.
Главная монахиня не могла пережить, чтобы ребенок просил Бога о смерти. Она позвонила в колокольчик. Прибежали другие монахини, подняли детей, отнесли в комнату, где на кроватях и окнах висели москитные сетки, уложили их и дали успокоительное. Вскоре брат и сестра могли говорить. Они рассказали о своих злоключениях, начиная с отъезда из Сен-Мало и до появления в зале суда. Они не могли понять, почему им было отказано в такой простой и естественной вещи, как повидаться с отцом, и без конца спрашивали:
— Они не убьют его, нет, мадам?
Принесли еду. Но брат и сестра отказались, сказав, что будут есть только после встречи с отцом. Монахиня хотела заставить их, но дети, предпочитая умереть с голоду, твердо стояли на своем. Они также очень удивились, почему им не позволили увидеть Татуэ.
— Он очень плохой человек, — объясняла старая женщина, — злодей, преступник!
— Но он — наш друг, — возражала девочка, — он больше не злодей, мы любим его. Из-за нас он вернулся в тюрьму.
Слова Лизет остались без внимания. Однако главная монахиня задумалась. Чувствовалось что-то искреннее в упорстве маленьких незнакомцев, настаивающих на невиновности отца. Проклиная излишнюю строгость режима, она отправилась к коменданту. Со сдержанным уважением тот слушал доводы старой женщины, однако не соглашался с ними. Она настаивала, требовала, взывала к его человеческим чувствам, просила оказать ей личную услугу и разрешить свидание, поручившись за своих подопечных. Тюремщик почти уступил, однако вспомнил:
— Разрешить свидание может только главный управляющий.
— Ну и что же! Телеграфируйте ему мою просьбу… Я беру ответственность на себя.
Запрос был отправлен. Но по неизвестной причине телеграф перестал вдруг работать, возможно, из-за падения какого-нибудь дерева на провода.
Время шло. Ожидание казалось вечным. Теперь дети говорили без умолку. Гектор хотел знать все, что касается отца:
— Где он?
— В камере.
— Где его камера, ее отсюда видно?
— Да, мой милый.
— Мадам, покажите, пожалуйста, прошу вас.
— Смотри, вон там квадратный дворик…
— В нем есть кто-нибудь?
— Есть. Там стоит часовой и смотрит, чтобы никто не входил и не выходил.
— А дверь? Где дверь в камеру?
— Третий проем в красной стене.
— Вижу… Бедный папа! А если подойти, что будет?
— Охранник будет стрелять из ружья по любому, кто приблизится.
Маленький горбун задумался и грустно произнес:
