Приключения крылатого колеса - [19]

Пчелкин, повеселевший, стремительно взобрался по лестнице трапу на верхний этаж станка, где распоряжался один из карусельщиков. Встал рядом и принялся глядеть на работу резца, сидевшего на кронштейне, который своей массивностью и длиной напоминал протянутый хобот слона.

Фланец вращался. Ну и пятачище!… Полтора метра в диаметре. Это размер круглого обеденного стола!

Резец уже не первой бороздой прошел по фланцу. Грубая литая поверхность заготовки все больше просветлялась, приобретая точные грани. Ни волнистости под резцом – это сказало бы о дрожании детали; ни тусклых полос, которые изобличают плохую подготовку самого резца. Перед глазами инженера было зеркало, и ему очень хотелось в свежепроточенной поверхности фланца увидеть свое отражение.

– С почином, Петр Петрович! – Рабочий широко улыбнулся. – На своей карусели до новой эпохи дошли. С Америкой – кто кого, а?

Пчелкин отозвался постным голосом:

– Да, в новую вступаем эпоху, это вы правильно. Только, к сожалению, со старыми дружками-кубарями…

Допекли Петра Петровича кубари: пять дней убухал на оснастку лопастей! А лопастей таких в турбине будет шесть. Пятью шесть – тридцать; списывай месяц на возню. А всех турбин двадцать, получается двадцать пропащих месяцев… Двадцать пропащих; а в распоряжении завода их всего-то шестьдесят на все работы, на полное изготовление турбин для Средней Волги!

Там, где стрельба залпами

Лопасть, побывав на карусели, засверкала обточенным фланцем. Теперь, после очередного путешествия по воздуху, она приземлилась на участке рубщиков.

Серая поверхность крыла выглядела полосатой. Это после разметки она приобрела сходство со шкурой зебры.

Только это не полосы – это канавки на поверхности лопасти. Что ни канавка – своя особая глубина: где миллиметр и даже доля миллиметра, а где и сантиметры. Канавки пробил разметчик. Ведь заготовка отливается с припуском. Избыточный слой металла надо убрать. Разметчик, наделав канавок, показал, где и как велик этот слой.

За дело взялись рубщики.

Человек шесть богатырского вида влезли на лопасть; подвернули под себя ноги, обутые в валенки; нацелили на металл стволы пневматических молотков и включили их. Оглушительным залпом прогремел удар.

Пневматический инструмент нынче в большом ходу. Им пользуются и шахтер, и корабельщик на стапеле, и строитель, и дорожный рабочий.

Приспособили "стреляющий" воздушный молоток и для облупливания стали. Рубщик получает в свой инструмент воздух особо высокого давления, сжатый до шести атмосфер; тут отдача заряда такова, что неопытный новичок не раз опрокинется вверх тормашками, пока научится сидеть с инструментом.

Надо сказать правду: заказ для Средней Волги вызвал на участке рубки переполох. И было отчего. Проба показала, что обработать лопасть зубилом как полагается, с обеих сторон, – это тысяча часов: полтора месяца непрерывной работы для всех рубщиков. А лопастей в двадцати турбинах сто двадцать. Вот и подсчитали: чтобы обработать зубилом все лопасти, нужно двенадцать лет.

И пошел клич по заводам Ленинграда: "Рубщики! Средневолжская турбина призывает вас… На помощь!"

Десятки лучших мастеров пневматического молотка откликнулись, спеша на выручку попавшим в беду товарищам с Завода водяных колес. И сразу же взялись за все лопасти, какие оказались в наличии. Под зубила теперь одновременно шло по пяти, по шести, по дюжине лопастей.

Но радость была недолгой. Заводы, отпустившие рубщиков, потребовали своих людей обратно. Ведь у каждого свой план, свое производство. "Готовьте сами рубщиков, а наших отдавайте!"

Но легко сказать – подготовить сотню рубщиков! Эта специальность далеко не каждому по плечу. Да и время – где оно?

Просчитались на Заводе водяных колес. Все рабочие в ожидании волжского заказа прошли учебу, повысили мастерство, многие изучили новые профессии. А о том, что для выполнения заказа не хватит рубщиков, и не подумали.

Сильно всполошились на Заводе водяных колес…

Черное и красное

– Галина, – сказал комсомолец Петр Кружалов, – у меня авария. Выручай!

И парень сказал, что соорудил "черную доску". С одобрения комсомольского комитета. Чтобы выявлять лодырей. Лодырь и на средневолжском заказе найдет случай, снахальничает.

– Доска мировая, – продолжал Кружалов, – сам вдвоем с одним модельщиком сколотил. А маляры расстарались – покрыли ее голландской сажей на чистой олифе. Как считаешь, это вещь?

– Вещь, – согласилась девушка.

– Вот и все так говорят. А они, понимаешь, не ловятся…

– Кто не ловится?

– Да лодыри!

Кружалов – слесарь-сборщик. Из бригады Василия Евтихиевича Махова. Но к средневолжскому заказу прямого касательства пока не имеет. Собирать турбину еще рано: детали в обработке на станках. Поэтому ни отличиться, ни выйти кандидатами на "черную доску" сборщики еще не успели.

– На простое у меня, Галя, "черная доска", куда это годится! Выручи, подкинь лодырей из твоей лаборатории! Или из механического цеха – это еще лучше: ты ведь там прикреплена к комсомольскому посту? Я "пост", и ты "пост"- вот и сделаем дело.

Девушка задумалась. Лодырей, конечно, щадить нечего, тем более по волжскому заказу. Но пока она таких не замечала.