Приключения Кроша - [31]

— Эх, вы! — Лагутин скривил рот. — Аварию сделали — на Зуева свалили. Амортизаторы взяли — тоже на него валите. Ну и сволочи!

Я ужаснулся:

— Что вы говорите! Кто валит на Зуева?

Лагутин усмехнулся:

— Сам сказал: Зуев амортизаторы подменил.

— Я сказал, что так говорят! — в отчаянии закричал я.

— Врешь! — издевательски проговорил Лагутин. — Сказал! Валишь на других. Ну и люди!

17

В какое глупое, идиотское положение я попал. Кому я доверился? Лагутину! Нашел с кем откровенничать.

На следующий день бригадир Дмитрий Александрович, проверяя мою работу, сказал:

— Болтаешь много.

Я понял, что? он имеет в виду. Лагутин передал ему наш разговор.

Зуев ничего не сказал. Но по тому, как он посмотрел на меня, я понял, что он тоже знает об этом разговоре. У меня просто сердце оборвалось от его укоризненного взгляда.

Даже Коська, слесарь, презрительно процедил сквозь зубы:

— Звонарь!

Я никому ничего не отвечал. Разве я сумею доказать, что Лагутин переврал мои слова? Значит, не о чем и говорить.

Игорь меня подвел, вот кто! Если бы он мне не сказал, что подозревает Зуева, то я бы не сморозил это Лагутину.

Игорь пришел к нам со своей блестящей папкой. Я ему рассказал, в какое глупое положение я из-за него попал.

— Видишь, Крош, к чему приводит твое упрямство, — назидательно проговорил Игорь, — лезешь не в свои дела! Подводишь и себя и других.

Я закричал:

— Но ведь это ты мне сказал насчет Зуева!

— Не кричи, — хладнокровно ответил Игорь, — я не помню, что я тебе говорил. Может быть, я и назвал фамилию Зуева. Но ведь это только мои предположения.

— Как — твои? Ты ведь сказал «поговаривают».

— Это одно и то же. И эти предположения я высказал лично тебе, моему товарищу, так просто, вскользь, между прочим, конфиденциально, а ты обвинил Зуева официально.

— Где я его обвинил официально?

— Ты сказал Лагутину, а Лагутин член коллектива. Одно дело, когда об этом болтаем между собой мы. Другое дело, когда это обсуждается в коллективе. Ясно? Надо понимать разницу. А все оттого, что ты себя считаешь умнее всех.

Я был раздавлен. Ведь я хотел сделать Зуеву лучше, а что вышло? Почему у меня всегда так получается? Хочу сделать лучше, а получается хуже.

Вот Игорь. Спорол глупость — и ничего. Ходит как ни в чем не бывало. А я сказал только одному человеку. И не в порядке утверждения, а в порядке отрицания. И что же? Меня считают сплетником и клеветником.

Как я сразу не догадался, что Игорь высосал все из пальца? Хотел огорошить меня, подавить своей осведомленностью. Не хотел, чтобы я писал заявление, вот и придумал эту чепуху. А я принял всерьез. А Лагутин воспользовался моей глупостью. И с моей помощью заметает следы. Ведь амортизаторы взял он. Это теперь совершенно ясно.

Я был убежден, что все меня презирают. У меня было отвратительно на душе. Я не мог никому смотреть в глаза. Пусть бы лучше обругали меня! Но меня не ругали. Не хотели снова поднимать этот разговор. И правильно. Все проявляют такт, и только я показал себя дураком.

Ужасное положение!

В довершение всего Игорь растрепал эту историю ребятам.

Майка вызвала меня из гаража и спросила:

— Сережа, что произошло у тебя с Зуевым?

Я молчал. Что я мог сказать? Что бы я ни говорил, все равно я буду выглядеть болтуном.

— Неужели ты мне не доверяешь? — настаивала Майка.

Я мрачно проговорил:

— Ничего особенного. Трепанул языком как дурак.

— Все же?

Я рассказал, как хотел написать заявление в защиту Зуева, как мне Игорь сказал насчет амортизаторов и как я сдуру ляпнул про них Лагутину.

— Напрасно ты огорчаешься, — сказала Майка, — ведь ты хотел сделать лучше.

— «Хотел»! А что получилось? Все теперь на меня косятся.

— Покосятся и перестанут. Ты чересчур все переживаешь. Даже не похоже на тебя. Ведь ты умен и рассудителен.

Мне было приятно, что Майка так хорошо меня понимает. Но было неудобно, что ей приходится утешать меня. Значит, я выгляжу очень жалким.

— Игорь меня подвел, вот кто! — сказал я. — Я не хочу на него сваливать, но подвел он. Как ему все легко сходит! Просто удивительно.

— Потому что Игорь неискренний, а ты искренний, — сказала Майка.

Это тоже было приятно слышать. Но мне всегда неудобно, когда меня хвалят. Я не знаю, как на это реагировать. Соглашаться нескромно, а отрицать… Зачем же отрицать?!

— Если бы все люди были искренни, — сказал я, — то все было бы гораздо легче и проще.

Майка с этим согласилась.

Разговор с Майкой меня не успокоил. Приятно получить товарищескую поддержку. Больше всего я боялся, что Майка тоже сочтет меня сплетником и болтуном. Я был рад, что она меня им не сочла. Но того, что знает и понимает Майка, не знают и не понимают другие. Все меня презирали, и я себя чувствовал каким-то отщепенцем.

Я бродил по автобазе и не находил себе места. У меня было такое состояние, будто я для всех здесь чужой. До меня доносились звонкие удары ручника и глухие — молота. Шипели паяльные лампы, стрекотала сварка, пахло ацетоном, шумел компрессор, за стеной слышались хлюпающие звуки — мотор обкатывали на стенде… Но эти привычные шумы и запахи производства только подчеркивали, что люди работают, им хорошо и весело, они безмятежны, у них чистая совесть, и только я здесь чужой, презираемый всеми человек.