Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - [14]

В просьбе купца Каспер не усмотрел ничего странного и невыполнимого, но студента поразило жадное и жалкое выражение, внезапно скользнувшее по лицу Куглера.

«Да что я к нему придираюсь? – подумал он тут же. – Купец как купец. Он, конечно, рад вести дела с таким благородным шляхтичем, как пан Суходольский. Однако не надо вводить его в заблуждение».

– С удовольствием, пан Куглер, я дал бы вам самые хорошие рекомендации, но я не настолько вхож в семью Суходольских. Збышек – другое дело, но господь бог знает, когда еще я с ним увижусь…

– Пан студент едет, если не ошибаюсь, в Лидзбарк? – заметил купец. – Если пан войдет в доверие к канонику Копернику, он, помяните мое слово, скоро выйдет в большие люди! Шуточное ли дело – его преосвященство добился для обоих своих племянников звания каноника, а теперь наперекор диацезу вершит всеми делами Вармки. У епископа больше веса в Вармии, чем у нашего доброго короля Зыгмунта в Польше. А как давно, осмелюсь спросить, пан ведет знакомство с достославным каноником?

Румяные щеки Каспера вспыхнули так, что больно стало глазам, и уши молодого человека побагровели.

– Пан Куглер, очевидно, неправильно понял речи пана Конопки, – пояснил он, запинаясь. – Я его преподобие и в глаза не видел. Пану Конопке случилось, правда, когда-то, очень давно, оказать услугу матери каноника, но из этого не следует, что я могу рассчитывать на его внимание… Я хотел бы… У пана Куглера, как я понимаю, хорошее знакомство… У меня к пану Куглеру большая просьба…

– Так, так, – бесцеремонно перебил его купец и, вытряхнув из широкого, отороченного мехом рукава четки, стал быстро-быстро перебирать бусинки.

Каспер оглянулся по сторонам, ища глазами статую святой девы или придорожное распятие.

– Не время для молитв, вы полагаете? – спросил Куглер насмешливо. – А я и не молюсь, это счеты, незаменимая вещь в дороге. На них я подсчитываю свои барыши и протори. В дороге можешь подсчитать все, что дома не успел, да еще набожным человеком прослывешь, – добавил купец, ухмыльнувшись. – А научился я этому не от кого иного, как от настоятеля собора Святого Яна. Идем мы как-то с ним по улице, а он четки таким же манером вытащил и ну бормотать себе под нос что-то. Прислушиваюсь, а он: «Со старосты церковного – четырнадцать талеров причитается, с пана Олесницкого – сто десять талеров и процентов три талера»… Так-то, молодой человек. А чего вы хотели от меня?

– Я рад, что пришелся вам по душе, – начал Каспер робко. – Может быть, в случае, если мне не посчастливится в Лидзбарке, пан негоциант сможет меня порекомендовать…

– Не знаю, не знаю, – снова не дал ему закончить фразу купец. – Вот я просил вас замолвить словечко за меня в доме Суходольских, не так ли? Просил, а сам был уверен, что молодой человек мне ответит: «Матка бозка Ченстоховска, как могу я вас рекомендовать в столь уважаемый дом! Да я вас вижу в первый раз!» Однако пан студент не проявил должной осмотрительности. Я ненамного старше вас, но намного опытнее и первого встречного никому рекомендовать не стану!

Каспер вздохнул. Может, купец по-своему и прав, только очень уж неожиданно было слушать эти горькие слова после давешних излияний Куглера. И тут юноша по-настоящему призадумался о своей судьбе. «Ах, Митта, Митта, надолго ли мы с тобой расстались? И придусь ли я по душе ученому мужу Миколаю Копернику? И доведется ли мне вообще повидать его?» – думал Каспер с тоской.

Занятый своими печальными мыслями, юноша и не заметил, как на закатном небе стали вырисовываться шпили домов и башен.

– Торунь, – показывая кнутом вперед, объявил пан Конопка.

Глава четвертая ЗАМОК ЛИДЗБАРК

– Не знал я, до чего же прекрасен город Торунь, Вуек! – заявил на следующее утро Каспер, покончив с осмотром города и вернувшись в харчевню. – Пожалуй, поспорит он даже с Краковом… А народу здесь сколько! Из каких только стран не понаехало! Ну в точности как у нас в Гданьске! Прислушайся, даже здесь, в харчевне, и по-польски, и по-латыни, и по-французски, и по-испански разговоры ведут… Знаешь, Вуек, если бы не надежда устроиться в Лидзбарке и не тоска по Кракову, век бы, кажется, отсюда не уезжал бы!

– Боюсь, Касю, желание твое исполнится скорее, чем ты думаешь, – хмуро отозвался боцман. – Купец-то наш совсем нестоящим лайдаком оказался! А я-то еще старался ему угождать, как самый настоящий кучер! И за лошадьми смотрел, и возок мыл, и – уж этого я себе не прощу! – ягненочка хлопа этого несчастного велел повару зажарить! И никакой ведь платы за свою службу не просил: мне бы только добраться до Лидзбарка. А вот…

– Что? – спросил Каспер с беспокойством.

– Да вот, разыскал он, видишь ли, здесь, в Торуни, какого-то своего немца – и поляков, конечно, побоку! Даже не так я сказал: разыскал он своего торгового человека – и, понятно, студента и боцмана побоку! Полопотали, полопотали по-своему, думают, я их не пойму, да скажи, какой гданьщанин по-немецки не понимает! Тот, другой немец, просится к нашему за подводчика. Вот Куглер и говорит мне: «Я, правда, окорок твой и гуся твоего ел, но ведь и ты со своим студентом на моих лошадях две недели ехал! А овес, говорит, тоже ведь денег стоит!» Гляжу, а тот немец уже к нему на козлы карабкается. Знаешь, Касю, я скупым никогда не был, но тут разобрала меня досада. «Вот и ели бы две недели свой овес, – говорю, – а до моего гуся и сала не касались бы!»