Нам предстояло построить, и мы построили: административные корпуса, здания различных служб, склады, мастерские, ограды, электрические, водяные и паровые коммуникации, канализацию, украсить и озеленить все это розами-березами, заасфальтировать, создать ремонтные службы, — а проблема проблем: уборка мусора?! Мусорщики оказались самым наглым, дремучим и беспокойным отрядом рабочего класса (с углем и шахтерами нам, слава богу, не нужно было связываться) — квалифицированные слесари-кузнецы-металлисты и даже мои родные горластые (вот с таким хайлом!) каменщики-бетонщики казались по сравнению с мусорщиками глубоко интеллигентными людьми. Мусорщики забодали дядю Сэма бесконечными требованиями и забастовками, не хотели работать по праздникам, требовали восстановить им День рабочей солидарности, мы им платили вдвое, втрое больше обычных расценок, только чтоб было тихо и, главное, чтоб не воняло на Облаке. Тщетно. Я убедился, что проблема мусора — главная проблема любой цивилизации, любой Вселенной. Я пригласил на должность Главного Мусорщика дядю Витю-Пентагона, и он тут же решил все дело силовыми мерами — вообще лишил мусорщиков зарплаты, договорился с ВОДОВОЗОМ о переработке мусора в диффузионную ткань (технология уже была налажена) и объявил работничкам: кто больше сдаст, тот больше получит. Начали гоняться за каждой пылинкой. Стало чисто и тихо.
ЕЩЕ ОБ АБСОЛЮТНОЙ СЕКРЕТНОСТИ.
Хотя мы уже понимали, с Кем имеем дело, и абсолютная секретность с Ними теряет всякий смысл, но мы продолжали соблюдать ее (секретность), надеясь, что нас примут за дураков. Быть дураками — в этом и оставался единственный здравый смысл.
Поначалу для сохранения абсолютной секретности мы решили, что я буду избегать письменных докладов даже президенту д'Эгроллю и дженералю Гу-Сину. С тех пор разговоры с ними велись только с глазу на глаз и не в помещениях, а на открытых пространствах, вроде крыши планетария или лужаек для гольфа, причем лужайки время от времени менялись (но мы не были уверены, что нас и здесь не подслушивают, мы ни в чем не были уверены). Ну а после того, как в моих тетрадях обнаружились «закорючки», в отчетах для ФУФЛА я принялся валять откровенного дурака, и фуфлоны меня таковым и считали; отчеты я уже писал для самого себя, это были уже не отчеты, а записки для памяти; но для маскировки я озаглавливал их по прежнему «Отчеты для ФУФЛА» и для блезиру запирал их в титановом сейфе и никогда не выносил из бункера. (Уже потом, после окончания проекта, эти записки попали в архив СОС, а оттуда, по недоразумению и чьему-то недогляду, были переправлены в архив ФУФЛА, где и пылились двадцать лет.)
Сейчас понятно, что представляться дураком было правильной политикой, потому что в отношениях с Незнаемым, Непознаваемым и даже Непостижимым лучше было быть простым (но, конечно, не слабоумным) парнем — все равно ведь Непостижимое ты не проведешь, нужно вести себя естественно, потому что для Непостижимого тобой Ты и сам, может быть, являешься Непостижимым, вот пусть Невесть Кто в Тебе и разбирается. Быть дураком — это была правильная линия. Академики об этом догадывались, это предполагали, но тогда этого никто точно не знал.
Еще о бумагах. Напомню, что сделки, которые мы проводили с разными фирмами, чаще всего заключались устно и скреплялись честным словом и простым рукопожатием, чем очень огорчили будущих историков, архивистов и нашу бумагомарательную промышленность.
Вообще, для нас было обязательным строгое правило: если точно не известна степень опасности, принимать меры в расчете на наибольшую опасность. Это касалось секретности, правил мер безопасности, выбора места строительства — в неясных вопросах мы всегда шли ва-банк.
Дженераль Гу-Син сказал мне, что ему сказал адмирал Поплавко, которому сказали в штабе ВМФ, что Военно-Морской Флот не привлекается к работам проекта и морячки обижены. Я с удивлением спросил:
— Кто этот адмирал Поплавко, кто ему это сказал и откуда вообще морячки знают о существовании проекта? Это при нашей-то «абсолютной секретности»?
Дженераль замялся с ответом. Тогда я намекнул на то, что обращение с секретными сведениями на всех уровнях стало несколько небрежным и что здесь нужно наладить должный порядок. Но дженераль хорошо понял, кого я имею в виду, информация протекала не снизу, а сверху, протекали не унитазы, а потолки, — президент д'Эгролль, да и сам дженераль, стали излишне болтливы на своих потолках, на всяческих конференциях и совещаниях, и должны укоротить свои языки. Дженераль ненадолго надулся, но потом признал мою правоту. А насчет морячков он оказался прав. Мы привлекли к работам лаборатории и спец-команды ВоенноМорских Сил и не пожалели об этом — они бороздили тесные просторы псевдо-пространства, не выходя на поверхность по нескольку месяцев, — чего стоят только их разведывательные спуски в батискафах в зону наезда (в «дыню») или опасные и трудоемкие замеры на местности ультрафиолетового смещения! Уникальная, героическая работа!
О цензурном запрете отдельных слов и фраз, а также о таинственном случае с фильмом «не-помню-название», я уже рассказал.
