Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня! - [106]

Но и этого Корове было мало, плевать он хотел на повышение благосостояния Приобского Ханта или на поднятие уровня местного футбола. Как истинный ученый, он не мог халтурить и гнать лагерную туфту и лажу, он работал на «однако», а не для «отнюдь», ему нужна была революция в фундаментальной науке. Он ее совершил. Когда из Установочки полезла субстанция, которую впоследствии ученые назвали диффузионной тканью, а производственники — диффузионным текстилем, у всех понимающих глаза полезли на лоб.

<Служба Охраны Среды с самого начала пасла Корову. Как мне потом объяснили, Корова на своей Установочке «вышел за пределы Вселенной», вырвался из нашего межзвездно-галактического пространства и ворвался в межвселенское пространство, в чистое пространство—время. Тут уже было не до футбольного чемпионата Вселенной, речь пошла о судьбе самой Вселенной.>

ДИФФУЗИОННАЯ ТКАНЬ И ПРОБЛЕМА ФУНДАМЕНТОВ. Корова назвал свою установку «кенгуру», потому что решил не ставить ее на фундаменте. (Название не прижилось, у нас ее называли просто «Установочка».)

— Спросите инженеров, для чего нужны фундаменты? — говорил Корова. — Любой ответит примерно так: как же без фундамента, фундаменты являются опорой для всего на свете, они должны поглощать вибрацию и предохранять здание от разрушения. Я тоже так думал: без фундаментов будет не жизнь, а разруха. И оказался не прав.

Рассчитать фундамент не трудно, проблема решается известными уравнениями механики, — эти расчеты производились бесконечное число раз, но проще рассчитать заново, чем рыться в научной литературе, да и какая уж там литература в текстильном Шараглаге-на-Оби? Сделав расчеты, Корова с изумлением обнаружил, что большинство агрегатов вообще не требуют никаких фундаментов. Массу бетона загоняют почем зря под фундаменты, которые не только не нужны, но и вредны — тряска здания иногда достигает таких размеров, что когда с ней в резонанс попадет какая-либо часть, то крыша и стены могут обрушиться. И Корова решил просто поставить свою экспериментальную установочку на толстой резиновой подстилке прямо на пол (он сказал «фрямо на фол», пришлось переспросить). Это упрощало строительство промышленных установок, избавляло от тряски здание и позволяло легко передвигать установки в случае необходимости — замена, ремонт, передислокация. Вот что из этого получилось. Когда Установочку смонтировали и запустили, все увидели, что она, весящая около 500 тонн, вместе с резиновой подстилкой начала прыгать. Со страху всем показалось, что амплитуда колебаний достигает нескольких метров. Не выдержав этого зрелища, вся вохра, начальники и придурки сделали ноги, решив, что турбина сейчас взорвется. Обстановка была очень нервная. Корова схватил обыкновенную линейку и показал, что колебания не превышают 3-х см, как это и следовало по расчету. Но никто не хотел верить, что так и надо. Прыгающая 500-тонная установка нервировала даже коровиных помощников. Даже его заместитель, бывший членкорр математического отделения Приобской АН, которого Корова вытащил в свою шарагу из Ворскуты и который помогал Корове производить расчет, поддался всеобщей панике и деликатно намекнул, что хорошо бы вызвать расконвоированного академика N, чтобы он подтвердил Коровины соображения о безопасности такой прыгающей текстильной установки. Конвоиры привели расконвоированного академика N. Он испуганно посмотрел на установочку, потом на Корову и спросил: «Ты что, уху кушал?» Корова не сразу понял, о чем его спрашивают, и стал вспоминать, что он сегодня ел на обед (в этой шараге их кормили от пуза). «Нет, не уху. Кажется, какой-то бульон с фрикадельками». — «Ты меня не понял, — сказал академик N. — Повторяю: ты что, уху ел?» Корова понял. И показал академику свои расчеты. Тот не смог их опровергнуть и не смог указать, почему такая прыгающая установка опасна. Тогда Корова налил в блюдце воды и поставил на пол рядом с установкой. Ни малейшей ряби на водной глади, блюдце показывало полный штиль. Установка тряслась, но тряска не передавалась на здание. Академик пообещал дать письменное заключение, но так ничего и не написал, побоялся. Этот ортодокс до мозга костей был заражен фундаментальностью и считал, что без фундаментов ничего не построишь как в прямом, так и в переносном смысле этого слова — ни жилого здания, ни развитого общества, ни фундаментальной науки. Нельзя строить развитое общество на какой-то резиновой подстилочке. (Корова не осуждал академика, в самом деле, кому охота опять лезть на нары из-за какой-то теории фундаментов.) Между тем, Установочка проработала месяц в таком прыгающем режиме, сотрудники постепенно привыкли к прыганью, и когда к ним наведывались всякие важные персоны, они подводили их к «кенгуру» и тихо радовались, когда самодовольство на лицах этих жирных котов сменялось испугом.

Наконец, когда пошел пространственно-временной диффузионный текстиль (его поначалу не отличили от обычного) и началось производство экспериментальных фуфаек, на фабрике появился сам Лобан. Корова не знал, что это Лобан. Корова видел его молодым, по телевизору и на фотографиях, и не узнал его. Корова знал, что Лобан находится в Приоби, но никогда не думал увидеть его в Шараглаге. Он начал работать с Лобаном, они примерили и опробовали «нулевую» фуфайку. Фуфайка была неотлаженной, барахлила, по некоторым параметрам даже уступала обычному панцирю, но Корову с Лобаном интересовала только проблема кройки-шитья и отливки, они даже не пытались в этой фуфайке свернуть пространство в хроно-кольцо и отложили ее в сторону. Ждали первую, экспериментальную, но диффузионный текстиль накапливался Установочкой буквально по чайной ложке (10 граммов в день), притом, что на одну фуфайку нужен был 1 килограмм текстиля. Они ждали этот первый килограмм сто дней, потом дело пошло веселее.