Приключения Гекльберри Финна - [71]

– Да они все мошенники, всё это одна шайка! В реку их! Утопить их! Прокатить на шесте!

Все тут загалдели разом, и такой поднялся шум! Но адвокат вскочил на стол и говорит:

– Джентльмены! Джентльмены! Дайте мне сказать слово, одно только слово, пожалуйста! Есть ещё выход – пойдёмте выроем тело и посмотрим.

Это всем понравилось.

Все закричали «ура» и хотели было тронуться в путь, но адвокат и доктор остановили их:

– Погодите, погодите! Держите-ка этих четверых и мальчишку – их тоже захватим с собой.

– Так и сделаем! – закричали все. – А если не найдём никаких знаков, то линчуем всю шайку!

Ну и перепугался же я, сказать по правде! А удрать не было никакой возможности, сами понимаете. Они схватили нас всех и повели за собой прямо на кладбище, а оно было мили за полторы от города, вниз по реке; и весь город тоже за нами увязался, потому что шум мы подняли порядочный, а времени было ещё немного – всего девять часов вечера.

Когда мы проходили мимо нашего дома, я пожалел, что услал Мэри Джейн из города, потому что теперь стоило мне только подать ей знак – она выбежала бы и спасла меня и уличила бы наших мошенников.

Мы всей толпой бежали по берегу реки и орали, как дикие коты; небо вдруг потемнело, начала мигать и поблёскивать молния, и листья зашумели от ветра, а мороз ещё пуще подирал по коже.

Такой страшной беды со мной ещё никогда не бывало, и я вроде как одурел, – всё вышло не так, как я думал, а совсем по-другому: вместо того чтобы любоваться на всю эту потеху со стороны и удрать когда вздумается, вместо Мэри Джейн, которая поддержала бы меня, спасла и освободила бы в решительную минуту, теперь одна татуировка могла спасти меня от смерти. А если знаков не найдут…

Мне даже и думать не хотелось, что тогда будет; и ни о чём другом я тоже почему-то думать не мог. Становилось всё темней и темней; самое подходящее было время улизнуть, да только этот здоровенный детина Хайнс держал меня за руку, а от такого Голиафа попробуй-ка улизни! Он тащил меня за собой волоком-до того разъярился; мне, чтобы не отстать, приходилось бежать бегом. Добравшись до места, толпа ворвалась на кладбище и затопила его, как наводнение. А когда добрались до могилы, то оказалось, что лопат у них во сто раз больше, чем требуется, а вот фонаря никто и не подумал захватить. И всетаки они принялись копать при вспышках молнии, а за фонарём послали в ближайший дом, в полумиле от кладбища.

Они копали и копали с остервенением, а тем временем стало страх как темно, полил дождь и ветер бушевал всё сильней и сильней, а молния сверкала всё чаще и чаще, и грохотал гром; но они даже внимания не обращали на это – так все увлеклись делом. Когда вспыхивала молния, видно было решительно всё: каждое лицо в этой большой толпе, каждая лопата земли, которая летела кверху из могилы; а в следующую секунду всё заволакивала тьма и опять ничего не было видно.

Наконец они вытащили гроб и стали отвинчивать крышку; и тут опять начали так толкаться и напирать, чтобы протиснуться вперёд и взглянуть на гроб, – ну немыслимое дело! А в темноте, да ещё в такой давке, просто страшно становилось. Хайнс ужасно больно тянул и дёргал меня за руку, он, должно быть, совсем позабыл, что я существую на свете; он громко сопел, – видать, здорово разгорячился.

Вдруг молния залила всё ярко-белым светом, и кто-то крикнул:

– Ей-богу, вот он, мешок с золотом, у него на груди!

Хайнс завопил вместе со всеми, выпустил мою руку и сильно рванулся вперёд, чтобы взглянуть на золото; а уж как я от него удрал и выбрался на дорогу – этого я и сам не знаю.

На дороге не было ни души, и я пустился бежать во все лопатки; кругом было пусто, если не считать густого мрака, ежеминутных вспышек молнии, шума дождя, свиста ветра и раскатов грома; можете быть уверены, что я летел сломя голову!

Добежал до города, вижу – на улицах никого нет из-за грозы, так что я не стал огибать переулками, а прямо летел вовсю по главной улице; а как стал подбегать к нашему дому, гляжу в ту сторону, глаз не спускаю. Ни одного огонька, дом весь тёмный; я даже расстроился – до того мне стало грустно, сам даже не знаю почему. Но в конце концов в ту самую минуту, когда я бежал мимо, – раз! – и вспыхнул огонёк в окне Мэри Джейн, и сердце у меня как забьётся, чуть-чуть не выскочило; и в ту же секунду и дом, и всё прочее осталось позади меня в темноте, и я знал, что уж больше никогда ничего этого не увижу. Она была лучше всех, и характера у неё было куда больше, чем у других девушек.

Как только я очутился за городом и на таком расстоянии от него, что можно было подумать и о переправе на островок, я стал искать, нельзя ли где позаимствовать лодку и как только молния показала мне одну лодочку не на замке, я прыгнул в неё и оттолкнулся от берега. Это оказался челнок, кое-как привязанный верёвкой. Островок был очень неблизко, на самой середине реки, но я не стал терять времени; а когда я наконец пристал к плоту, то так выбился из сил, что, будь хоть какаянибудь возможность, лёг бы и отдышался. Но где уж тут лежать! Я перепрыгнул на плот и говорю:

– Скорей, Джим, отвязывай плот! Слава тебе господи, мы от них избавились!