«Приключения, фантастика» 1994 № 02 (Погружение во мрак) - [27]

– Сработали, порядок! – улыбнулся немногословный Кеша.

Иван представил, какой сейчас кавардак в Центральной. Там с ума посходят от их сюрпризов – зона на многие километры вверх, вниз, в стороны превратилась в грохочущий и пылающий ад. Взрывзаряды, которыми пробивали породу в дальних штольнях, не должны были применяться в рабочих и жилых отсеках, стволах, каналах, ни одному безумцу не пришло бы в голову запустить заряд в шахту сквозных лифтов. Ничего, пускай привыкают к веселой жизни. Ивану не было жалко тех, кто сейчас погибал в огне и дыме. Он просто не думал о них, он рвался наверх.

Горизонтальный ствол-шахта возник перед ними мрачным призраком. Андроиды молчаливо сидели в гонд-каре, двигатели тихо жужжали. Кеша лихо запрыгнул на борт, свесил ноги. Плазмомет висел у него на груди черным неуместным бревном. Иван-Гуг пока не включал гидравлику скафа, берег аккумулятор, пригодится. И потому он не запрыгнул, а залез в кар. Махнул рукой.

Шестая заглушка снарядом ударила в верхнюю переборку, разлетелась на куски. Следом, одновременно ударила черная струя ядовитой гиргейской жижи.

Но гонд-кар был уже далеко – за четырьмя заслонами.

Гнет неволи – черная глыба на сердце, не спихнуть, не сбросить. Мотай срок – глотай слезы. Горе горькое, похмелье в чужом пиру. Кто первый на Земле испытал этот гнет на себе? Десятки тясячелетий назад удачливое племя охотников-людоедов – да, это правда, наши первобытные предки двадцать тысяч лет назад, сорок, сто восемьдесят... были людоедами, пожиравшими себе подобных, об этом свидетельствуют археологические находки, целые кладбища забитых и съеденных людей, обглоданных и высосанных человечьих косточек – так вот, это племя загоняло пленников из племени другого в пещеру, заваливало вход камнями, ставило стражей с дубинами, копьями или каменными топорами... и томились обреченные во тьме и холоде. О чем думали они в свои предсмертные подневольные дни? Что творилось под их низкими приплюснутыми черепами? Черная глыба неволи. Страх ожидания. Стражи племени зорко стерегли пленников – живое мясо, живой жир, живой костный мозг". За тысячелетия становления человечества в животах людских нашло свой последний приют гораздо большее число двуногих, чем их умерло естественной смертью или было погублено стихиями, хищными зверями и собственным легкомыслием. Но ели уже убитых, мертвых, а мертвые тоски и боли не имут. Томились же в пещерах-темницах живые, страдающие безмерно. Томились и позже – при фараонах и императорах, при деспотах и демократорах, при всех режимах и всех властях. Нет, не было на земле «золотого века», не было. Томились воры и убийцы, совратители и пророки, политические противники и инакомыслящие, томились бесы-революционеры, одержимые паталогической страстью все разрушать до основания, перестраивать, всех переучивать, перевоспитывать и переобразовывать до полного истребления, томились грабители и насильники, томились мужчины и женщины, дети и старики, томились белые, черные, желтые, светло-коричневые и голубые, томились виновные и безвинные. И у каждого на сердце лежала черная глыба, и каждый в мыслях своих мстил предержащим его в неволе, терзал их и мучил, отмщая, и каждый думал о побеге и боялся его больше, чем самого заточения. В каждом жила надежда, ибо только надеждой жив человек – даже сидящий в неволе. Надежды питают смертников, обреченных до последнего мига земного – не выведут во двор, не накинут петлю, не поднимут ружья, не выбьют из-под ног табурета, не спустят курок, не упадет гильотина на шею, порвется веревка... вот-вот выдернут из петли, спасут!!! Нет, не выдернули, не вынули – не для того и вешали-то, чтобы вынимать. Повесили – так виси! Повешенному не больно и не тяжко. Прошитому пулями насквозь не горько и не муторно. Безголовому телу не тоскливо... Обречен только сидящий в неволе. Казненный – свободен. И лишь Господь Бог над ним, больше никого нету. Узнику же-любой бог и хозяин.

Кто проникал в душу смертному, сидящему в одиночестве и ужасе?! Кто пытался услышать стук его измученного страхом сердца?! Ждать и надеяться? Биться головой о стену? Бежать на штыки? Тысячи смертников погибли на земных шахтах, выковыривая из чрева планеты-матери урановые руды. Тысячи сгнили в свинцовых рудниках и на оловянных приисках... Куда бежать затравленному, обложенному, больному, умирающему?! Только в пасть смерти? А она и так перед ним распахнута, ждет его... Горе попавшему в лапы врагов своих и истязателей, даже если истязают его по законам, писанным людьми. Телами гасили ураганный огонь штрафные батальоны каторжников-смертников – погибать, так с музыкой, после стакана спирта, а лучше сжимая пальцы на горле вражины. Смертник – зомби, он идет туда, куда путь укажут. Смертник – волен в свой последний миг, ибо может поднять руку и на палача своего, хватило бы только духа!

Сколько было побегов на Земле – из тюрем, зиндонов, равелинов, цитаделей, лагерей, колоний. Побегов лихих и бесшабашных, продуманных до деталей, спланированных, удачных и неудачных, кровавых и бескровных. Земля-махушка! Даже в пустыню можно бежать, даже на льдину, в осеннюю голую степь, во мрак, в темень, в стужу и жар. Но куда бежать с астероида, висящего в черной пропасти? Куда бежать из забетонированного шара?! Куда бежать из океана? В воздух – нет крыльев, в землю зарыться – не червь, ты не крот – человек. Куда бежать с подводных гиргейских рудников?! Куда бежать обреченному на смерть? Только на тот свет, ибо этот уже не приемлет его.