Приключения Эллери Квина (рассказы). Дом Брасса - [98]

Но кое-что произошло.

Дверь отлетела назад стремительно, как взлетающая птица, и проем заполнила огромная мужская фигура, которая выглядела бы величественно, если бы не излучала поистине нечеловеческую тупость.

В какой-то ужасный момент Джесси услышала собственное хихиканье. Она не могла решить, походит ли видение на монстра Мэри Шелли[80] или на дворецкого Лерча из старого телешоу «Семейка Адамс».

За свою карьеру медсестры Джесси видела достаточно пациентов, страдающих дисфункцией гипофиза, но обычно их состояние ограничивалось разрастанием костей черепа и мягких тканей рук и ног, а прочие части тела оставались сравнительно нормальными. Но этого человека акромегалия,[81] по-видимому, охватила целиком. Разумеется, он был в этом не виноват, но это не делало его внешность приятной для глаз. Джесси на миг зажмурилась, чтобы восстановить профессиональное хладнокровие. Открыв глаза, она увидела, что человек смотрит на нее поверх головы ее мужа.

«Боже! — подумала Джесси. — Он увидел мою реакцию!» И она подошла к инспектору, чтобы подбодрить незнакомца и саму себя.

У него были очень низкий лоб и маленькие тусклые глазки, похожие на стеклянные игральные шарики, которые болтаются в карманах у мальчишек. Именно глаза, великодушно решила Джесси, придают ему такой глупый вид. Традиционный полосатый фартук был повязан поверх пыльного черного костюма, а узел черного галстука почти полностью прикрывал выпяченный подбородок. Несомненно, это был доверенный слуга Хендрика Брасса.

Что именно думал о доверенном слуге Брасса Ричард Квин, мог определить только эксперт. Но Джесси, поневоле быстро становящаяся таковым, расслышала в его голосе что-то вроде «я тебя предупреждал».

— Наша фамилия Квин.

— Квин? — Голос слуги был квакающим и гулко вибрирующим, как басовый регистр расстроенного фортепиано. Грязная лапа скользнула за полосатый фартук и извлекла лист плотной бумаги — такой же, подумала Джесси, какую Брасс использовал для своих приглашений. — Здесь не значатся никакие Квины.

Он шагнул назад, явно намереваясь захлопнуть дверь у них перед носом.

— Подождите, — сказал инспектор. — Я забыл. В вашем списке должна быть фамилия Шервуд.

— Шервуд? — Зеленые шарики вновь устремились на бумагу. — Да. Джесси Шервуд.

Он отошел в сторону. Джесси и Ричард перешагнули через порог, но гигант тотчас же преградил Ричарду путь.

— Не вы, — сказал он. — Только она.

— Одну минуту, пожалуйста, — заговорила Джесси. — Нет, дорогой, я сама все улажу… Очевидно, мистер Брасс не знал, что я вышла замуж. Я никуда не пойду без моего мужа. Если я нужна мистеру Брассу, ему придется принять и мистера Квина. Передайте это ему.

Толстые губы скривились.

— Сейчас узнаю. — Слуга захлопнул дверь, и они едва успели отскочить.

— Ты все еще хочешь пройти через это, Джесси? — мягким голосом, но с явственно звучащей в нем угрозой осведомился инспектор.

— О, Ричард, бедняга ни в чем не виноват. Он родился таким. Давай подождем и посмотрим, как выглядит Хендрик Брасс.

— Любой, кто поручает такому типу открывать двери, должен быть полным психом. Помяни мое слово, ты пожалеешь, если ввяжешься в это.

— Но, дорогой, ты же обещал…

— Это может оказаться рискованным. Такой громила весит добрых полтораста фунтов.

— Вероятно, он абсолютно безобиден. Я знала многих больных акромегалией. Они очень мягкие люди.

— И умные?

— Да.

— Ну, к нему это не относится. Что бы ни было у него в голове, это явно не мозги. Говорю тебе, невозможно предвидеть, как поведет себя подобный тип.

— Тебе не хватает терпимости, Ричард Квин. Неужели мы не можем подождать и посмотреть?

Медная дверь снова открылась.

— Входите.

— Оба? — В голосе инспектора слышалось разочарование.

Слуга кивнул и шагнул в сторону.

— Вот видишь, Ричард, — произнесла Джесси. — Конечно, мне следовало предупредить мистера Брасса, что ты тоже приедешь. Этого требовали хорошие манеры.

Инспектор неразборчиво выразил свое мнение о хороших манерах, и они ступили в Новый Амстердам[82] — вернее, туда, что могло быть Новым Амстердамом, если бы не латунь. Ибо латунь сверкала повсюду. Предметы, которые могли быть подлинными образцами раннего и революционного голландского периода, латунь лишала и подлинности, и красоты. Даже к старым половым и каминным щеткам были приделаны латунные рукоятки, а плетеная мусорная корзина превратилась в подкладку для латунного контейнера.

Они стояли в просторном коридоре, тянущемся в глубь дома. Через открытую дверь слева была почти полностью видна передняя комната. Ее доминирующей чертой являлся камин в человеческий рост с латунной полкой и латунной боковой отделкой. По-видимому, только практические соображения удерживали помешавшегося на латуни хозяина дома от того, чтобы покрыть ею старый огнеупорный кирпич и чугунную заслонку голландской печи.

Слуга Брасса, неожиданно представившийся как Хьюго, отошел к «мустангу» за багажом, вернулся с чемоданами под мышками, кивнул гостям и направился вверх по лестнице. Она была старинного голландского типа со стенами по бокам, какие сооружали в те времена, когда верхние этажи использовались для запасов провизии, сена, прядильных и ткацких материалов, поэтому, с точки зрения бюргеров, не нуждались в отоплении. Прежние перила, вероятно красного дерева, были заменены латунными. Привинченные к ступенькам латунные пластины покрывали царапины, свидетельствующие о многолетнем использовании. Примитивные, потрескавшиеся от времени портреты предков, созданные справедливо забытыми живописцами, изображали прежних хозяев и их жен, словно маршируя вверх по лестнице вместе с людьми. Каждый из них массивно обрамляла узорчатая латунь.