Приключения Джерика - [7]
После того как папа с мамой прошли комиссию, они стали готовиться к поездке. В первую очередь им надо было купить чемодан, с которым не стыдно показаться ЗА ГРАНИЦЕЙ, а потом — сувениры для югославов: для переводчика группы, для официантов или просто для людей, с которыми они могут там познакомиться. Это нужно, чтобы не оказаться в неловком положении, потому что всем известно, что за границей принято все время всем дарить сувениры. Знающие люди сказали, что больше всего югославы ценят русских матрешек и икру, и теперь это надо было купить — а где взять? И мама попросила знакомую продавщицу достать икру с ЛЮБОЙ ПЕРЕПЛАТОЙ, для того чтобы подарить ее прохожим в Югославии, потому что так принято в этой замечательной стране. Продавщица достала банку красной икры, а черную выдали дедушке ко дню его рождения в продуктовом ПАЙКЕ для старых большевиков, и дедушка с гордостью отдал свою икру маме для югославских КОММУНИСТОВ-ПОДПОЛЬЩИКОВ, готовящих МИРОВУЮ РЕВОЛЮЦИЮ.
Таким образом проблема икры была решена, оставалось уложить чемоданы. Для нас сняли дачу в Кратово, мы должны были переехать туда вместе с бабушкой, дедушкой и утками прямо перед тем, как родители отправятся за границу.
Накануне нашего переезда на дачу мама с папой вдруг начали перешептываться, а потом куда-то отправились с таинственным видом. Бабушка и дедушка лукаво на нас поглядывали, и дедушке явно хотелось нам что-то рассказать, но бабушка не оставляла нас с ним ни на минуту и следила, чтобы он не раскрыл секрет. «Дедушка, что?» — прошептала я. «Завтра узнаете. Сейчас спать пора», — ответила за него бабушка и пошла стелить нам постели. Это было как под Новый год, когда знаешь, что готовится подарок, а какой — неизвестно, но неужели все-таки — СОБАКА? Похоже было, что так.
На следующий день нас ожидало жестокое разочарование. Никакой собаки в доме не было. У мамы с папой вид был смущенный, бабушка как-то чересчур сосредоточенно жарила котлеты, дедушка закрылся от нас газетой «Правда», делая вид, что он так погружен в чтение, что ничего вокруг себя не видит. А потом я услышала, как мама на кухне говорила бабушке: «Понимаешь, мы все-таки не решились. Илья мне сказал: „Ведь это же как третий ребенок!“» — «А они надеялись», — сказала бабушка. «Но ведь мы же вас просили ничего им не говорить», — оправдывалась мама. «Да им и говорить ничего не надо. Ты думаешь, они сами не чувствуют», — пробурчала бабушка и принялась накрывать на стол. «Ты знаешь, — сказала мама, — ведь дело не в этом. Я бы его уговорила, конечно. Но когда я увидела эту собаку, у меня просто сердце защемило. Ее зовут Машенька. У нее позавчера уже забрали одного щенка. И когда мы пришли, она так испугалась, что мы и второго заберем, что мне показалось, будто она заплакала. Ведь я тоже мать! Мне так жаль ее стало. Я не могу причинить такую боль. И когда мы уходили, она нам просто в ноги кланялась за то, что мы не забрали ее сыночка. А он у нее такой хороший и смешной! Рыжий, как белка. Сам из соски пьет, а уже кусается. Его зовут Чук. А того, которого забрали раньше, звали Гек. Он был черный с белыми пятнами. Конечно, девчонки бы радовались! Но я не хочу, чтобы они радовались, когда кто-то плачет. Даже если это собака».
«Выдумщица ты, Ритка, — сказала бабушка. — Вроде взрослая, а сама как ребенок. Маленькая ты у меня еще, вот что! Что ж им теперь, псарню, что ли, дома открывать? Все равно ведь продадут этого щенка. Да еще и неизвестно, к кому он попадет. Еще в какие руки! Ну ладно! Не расстраивайся! Хватит с нас и уток — зачем нам собака! И так уже надоели мне эти утки хуже горькой редьки! Скорей бы на дачу, а то всю квартиру загадили! Пойди-ка лучше покорми их!» И бабушка вдруг поцеловала маму.
«Вот странно, — подумала я. — Мама — маленькая! Как это может быть! Ведь она же — мама! Нет, бабушка сама выдумщица, вот она кто! Маленькие — это мы. Да и то мы не такие уж маленькие. Я вообще уже во второй класс перешла. Это Танька у нас маленькая! Хотя она уже через год в школу пойдет. Так что она тоже уже довольно-таки большая! А кто же тогда маленький? Это утки — маленькие!» И чтобы не заплакать от обиды, что собаки у нас нет и не будет — теперь уже ясно, НИКОГДА, — я пошла укладывать уток спать, потому что маленьким полезен дневной сон. Мне было неприятно, что получилось, как будто я подслушала, потому что подслушивать нехорошо, это всем известно. Но что же теперь делать? Я еще раз подумала и решила, что не буду об этом думать.
Через несколько дней мы переехали на дачу, в поселок Кратово. Уток поселили в просторный загончик, они довольно закрякали, и я сейчас же решила, что у них есть музыкальный слух и у них приятные голоса, и, пожалуй, я займусь с ними пением. А мама пошла на рынок, чтобы купить овощей, и неожиданно вернулась с двумя крольчатами — серым и черным. Их назвали Шустрик и Мямлик. Шустрик был серый, худенький и все время скакал. А Мямлик — пушистый, пуховой, черный, сидел себе на толстой попке, неторопливо шевелил ушами и задумчиво ел морковку. Нас отправили рвать кроликам травку, и я думала о том, как мы будем с ними играть и дрессировать их, чтобы забыть о рыжем Чуке, который живет теперь, наверное, у какой-нибудь другой девочки и даже не знает о том, что он мог бы стать нашей собакой. Мама с папой уехали в Москву, а потом — в Югославию, а мы с Таней остались на даче — с бабушкой, дедушкой, кроликами и утками. В поселке было много детей, и мы каждый день их всех навещали, потому что у нас были велосипеды и мы хорошо на них катались. Но все-таки меня беспокоило, что время идет, а музыкальный слух у уток пропадает, потому что его надо РАЗВИВАТЬ. И я решила, что хватит бездельничать, и сказала подружкам, что не смогу больше приезжать к ним каждый день, потому что у нас УТКИ. И они музыкальные. И я должна ими заниматься. Они должны научиться петь хором. Это будет первый в Советском Союзе утиный хор.
