Приключения дрянной девчонки - [18]

Когда кончилась вера в науку, мама потащила меня к колдуньям и знахаркам. Мне нравилась старушка, к которой меня возили. Она была маленькая, сморщенная и аккуратная, " вечно что-то бормотала под нос и всю меня тихонько гладила Старушка утверждала, что меня сглазили, кропила меня святой водой и порекомендовала травы.

Спустя месяц после болезни отчаявшиеся родители наварили несколько ведер трав, и я с наслаждением выкупалась в черной, остро пахнущей воде. Потом меня намазали медвежьим и енотовым салом, которое принесли папе в подарок из тайги сильные большие мужчины, и уложили спать. Я подумала, что вполне сейчас сойду за индианку – они тоже пахнут травами и мажутся жиром.

Единственный человек, который верил в то, что я снова, стану красивой и здоровой, это была я сама. Даже если я терплю поражение, я не признаю себя побежденной.

Каждый лень я глотала огромное количество таблеток-транквилизаторов и получала порцию успокаивающих уколов, которые мне делала наша соседка, огромная тетя Наташа. Она работала в сумасшедшем доме, и у нее был большой опыт успокоения самых буйных пациентов. Каждый вечер я с ужасом смотрела, как она приближается ко мне, похожая на гигантскую добродушную сову, с иголкой в руках и ласковыми словами. Я получала такое количество наркотиков, затормаживающих эмоциональную жизнь, что в конце концов потеряла всякую ориентацию в пространстве. Большую часть суток я спала, потом вставала, бродила по дому, как сомнамбула, и в рассеянности натыкалась на косяки дверей.

Пришла весна, я почти выздоровела и в буквальном смысле сменила по-змеиному кожу. Новая кожа оказалась бледной, с жуткими синюшными пятнами, но почти гладкой. От прежней Даши остались только крохи нежности и наивности, родилась новая женщина, опасный-позолоченный скорпион, готовый укусить любого, кто приласкается. Слишком много яда накопилось в сердце. Я чувствовала необходимость избавиться от анонимности – в течение месяца я была только пациенткой для врачей и больным ребенком для родителей. Нужно вернуться в Москву, чтобы снова стать Мисс МГУ, красивой, имеющей множество поклонников женщиной, умным собеседником, а главное, возлюбленной.

Но с любовью вышло все не так, как я ожидала. Ее агония длилась еще несколько месяцев. Мы ругались с Кириллом, он прогонял меня, а я возвращалась, потому что истинная любовь не знает ни самолюбия, ни гордости. Я узнала иной восторг – саморастворения в другом существе, падения в прах, унижения и ползанья в пыли только ради минуты счастья.

"Я не могу жить с тобой, – говорил Кирилл. – Ты меня забираешь целиком. Когда ты рядом, я живу только твоими проблемами, только твоей жизнью, а не своей собственной". Он был прав, он хотел излучать свой свет, а не мой, отраженный.

Как человек эмоциональный, Кирилл нуждался в равновесии и покое, как человек творческий – в постоянной похвале и поощрении. А я сама была сплошным фейерверком и Дня не могла прожить без комплиментов.

От всех моих страданий меня отвлекла летняя практика в Пресс-центре Министерства внутренних дел, куда я попала благодаря знакомству с одним любопытным человеком.

Назовем его Иваном Владимировичем.

Его поведение изобличало в нем человека, знакомого только с приятными сторонами жизни. Сибарит и эпикуреец он был похож на избалованного сытого кота, которому лень поймать мышь. Но под бархатной перчаткой его мнимого добродушия чувствовалась железная рука. Я и по сей день не знаю, чем он занимался в пресс-центре МВД, знаю только, что он был Большим Человеком. То бишь его вечно все искали, перед ним заискивали и все время отводили в сторону пошептаться. Он был неуловим, как привидение, неизменно весел и всегда широко улыбался. Его жизнелюбие, апломб и хроническое веселье действовали на окружающих как вино. Мне кажется, если бы рухнуло здание МВД, он бы вылез из- под обломков живой и невредимый, с вечной прибауткой на устах: "Эх, черти!" Но я хорошо знала цену его улыбки – какой бы солнечный полдень ни сиял в нижней части его лица, глаза цвета серого льда никогда не улыбались. После короткого знакомства (я, кажется, брала у него интервью) Иван Владимирович сказал, что очень озабочен моей судьбой, и предложил встретиться вечером у метро "Колхозная".

Мы пришли в очень странную, почти пустую квартиру, где были только стол и диван. На столе уже очень умело был сервирован ужин на двоих с шампанским для дамы и конь яком для кавалера. "Что за дом?" – удивленно спросила я, заметив, как привычно Иван Владимирович открыл дверь своим ключом. "Одного приятеля", – был ответ. Только потом я узнала, что эти "явочные" квартиры, используемые высокопоставленными сотрудниками милиции для пьянок и гулянок, принадлежат людям, отсиживающим в тюрьме долгие сроки. Иногда за большие деньги или по знакомству туда заселяли влиятельных мужчин и хорошеньких любовниц, не имеющих московской прописки и квартиры. Однажды мне и моей подруге Жанне тоже предложили подобную квартиру, но, когда мы узнали, что там произошло убийство, у нас пропало желание жить в столь приятном месте.

Иван Владимирович налил мне шампанского и повел задушевные разговоры, налегая на коньяк. После того как бутылка опустела, а речь моего собеседника осталась четкой и размеренной, я поняла, что это человек старой закваски, крепкий во хмелю. Разве что чуть сильнее заблестели глаза и чуть откровеннее стало хвастовство. Он рассказал, что был помощником Чурбанова, министра МВД времен застоя и зятя Брежнева. Чурбанов в тюрьме, а он, Иван Владимирович, на свободе и наслаждается жизнью. Рассказывал, как первым поздравил Брежнева с каким-то очередным орденом. как видел на даче купающуюся в ванне развратную Галю Брежневу, которая не стеснялась показаться перед ним голой.