Приключения бравого солдата Швейка в русском плену - [122]

– Да ты близко туда не ходи, – сказала ему баба, показывая на баррикаду,

– они по мужикам стреляют, – и сейчас же скрылась в подъезде.

Она говорила правду: едва Швейк сделал несколько шагов, с баррикады раздались выстрелы, и пули засвистели мимо его ушей; он испугался и бросился в подъезд.

Но потом, решившись во что бы то ни стало пробраться туда, он снял брюки и, махая ими, как флагом, бежал посреди улицы к баррикаде. Это помогло, никто не выстрелил, только когда он уже был возле парт и взбирался наверх, на него направили несколько дул.

– Ты кто такой?

– Наш, – спокойно ответил Швейк, поддерживая руками кальсоны.

– А зачем ты, австриец, сюда идёшь?

– Иду помочь вам, – таинственно шептал Швейк. Дула опустились, и началось краткое совещание, на котором было решено:

– Ну так лезь наверх!

Около тридцати городовых находились на баррикаде, и человек сто во главе с приставами и полицмейстером были внутри гимназии; каждый был вооружён кроме револьвера винтовкой, а на другой стороне баррикады была видна даже полевая пушка.

– Господа, так вы домой не попадёте, – начал Швейк без предисловия. – Городовых всюду бьют и заставляют ещё петь царский гимн. Я одного спас, отдав ему свои брюки, а его синие взял себе. Он-то и послал меня к вам, чтобы вы тоже отдали мне свои брюки, а вам я принесу из дома другие, зеленые, чтобы вы были похожи на солдат.

– Да, он прав, это идея, – сказали некоторые городовые.

Они повели Швейка к полицмейстеру. Там он повторил свой план. Полицмейстер почесал за ухом и сказал:

– А как в городе?

– Все войска на стороне революции, – объяснил Швейк.

Полицмейстер побледнел. Затем начал хвататься за соломинку.

– С фронта придут войска, мы их позовём, их пошлёт губернатор.

– Вам уж не поможет даже и сам господь Бог, – сказал Швейк. – если я вам не подам руку помощи.

И он начал рассказывать, что сюда направляется тяжёлая артиллерия и что за городом на гимназию уже наводят орудия.

– Достаточно только одного выстрела, и от вас ничего не останется. А то, что останется, будет взорвано на воздух бомбами. Я собственными глазами видел сапёров, они подкапываются под вас из соседней улицы. К вечеру они кончат, и ночью вы взлетите. Правда, это будет красиво, теперь как раз светит луна.

Однако полицмейстер нисколько не обрадовался красоте предстоящего полёта и трясущимися руками стал расстёгивать брюки.

– Если ты мне принесёшь штатские брюки, то получишь сто рублей; и пулю в лоб, если не принесёшь и если моей жене – вот мой адрес – не передашь, что я здоров и скоро буду дома. Пускай она приготовит самовар. А то пулю в лоб!

Трясясь, он показал на револьвер на столе, но Швейк беспечно сказал:

– Да, этот револьвер десятимиллиметровый, в голове он делает дыру порядочную.

Все пристава поснимали свои брюки, Швейк забрал их вместе с адресами, и, прежде чем он вылез со своим грузом из гимназии, городовые на баррикаде уже стояли в одних кальсонах и бросали приготовленные брюки ему в руки.

– Я не снесу, кладите мне на спину! – говорил Швейк.

Он спрыгнул вниз по шкафам, и синие брюки полетели на него сверху, как куски облаков. Он собрал их внизу и отнёс к подъезду дома.

– Сейчас же начну разносить, – кричал он полицейским, приходя за брюками вторично. В это время в улицу въехали два воза с соломой, но странно – возы двигались сами собой, кто-то их толкал сзади, и таким образом они медленно приближались к баррикаде, занятой полицейскими. Те заметили этот манёвр и открыли огонь.

Возы подъехали к тому подъезду, в котором Швейк сложил свою добычу. Солдаты и студенты, сопровождавшие возы, притащили лестницы и взобрались вверх на солому, где были сложены доски; на них они стали устанавливать полевое орудие.

«Сегодня я их отнесу в барак, а завтра на базар, – подумал Швейк и принялся считать: – Сорок пар по десяти рублей, это будет четыреста рублей».

– Товарищ, ты что тут делаешь? – спросил его в это время какой-то студент, забежавший в подъезд и заметивший Швейка, и, прежде чем Швейк успел ему что-либо ответить, он воскликнул: – А где ты набрал столько полицейских брюк?

– Это городовые мне надавали с баррикады, чтобы я их продал на базаре, – объяснил Швейк, а студент, нахмурившись, строго сказал:

– А ну-ка, давай их нам на воз, а то вечером холодно будет.

Итак, Швейк, не зная сам, каким образом, очутился на возу и начал таскать туда балки и доски, в то время как полевое орудие с воза стреляло по баррикадам.

Так продолжалось до сумерек без всякого видимого результата. И только когда стемнело, революционеры подвезли два восьмисантиметровых орудия и, оттащив одну фуру с соломой назад, поставили их позади балок.

Вскоре орудия заставили баррикаду замолчать. После дальнейших выстрелов на баррикаде в темноте затрепетали на шесте чьи-то кальсоны, заменявшие белый флаг.

– Ну, пойдёмте арестовывать городовых, – сказал студент, командовавший отрядом, и, осматриваясь вокруг, остановился взглядом на Швейке, лежавшем на куче синих брюк: – Товарищ, поди сюда, ты за кого: за царя или за революцию?

– Я за революцию, – ответил Швейк. – Раньше я был за своего царя, но когда он умер – я за революцию. Раз нет Франца Иосифа, пусть не будет и Николая.