Приключения Айвама - [11]

Айвам забил снегом дыру и сел в раздумье. Надо что-нибудь делать, если не хочется спать. Думать хуже. Он достал кусок моржового мяса и, отбивая ножом мороженые кусочки, стал есть его. Сытное мясо. Такого мяса поешь — никакой мороз не возьмёт. От него приходит тепло. Вдобавок он съел две рыбки и покормил Лилита.

— Теперь хорошо бы попить чаю, — сказал он и тут же взялся за примус. Чай скоро был готов. От горячего чая тепло разлилось по всему телу. И опять Айвам не знал: завтрак был это, или обед, или ужин? Кто тут разберет в этой кромешной пурге!

Взглянув на свечу, стоявшую на куске льда, Айвам вспомнил о подсвечнике, который он видел в квартире учительницы. Айвам решил сделать такой же изо льда. Он ведь большой мастер вырезать фигурки из моржовых бивней. Айвам отколол нужный кусок льда и со всем усердием принялся за работу. Постепенно из бесформенной массы кусок льда стал превращаться в подсвечник. Склонившись, Айвам ножом вытачивал его. Изредка на вытянутой руке он отводил его в сторону, любовался, подмечал недоделки и вновь принимался шлифовать кончиком ножа. Это было кропотливое дело, тем более что Айвам работал в рукавицах.

И, наконец, подсвечник был готов. Айвам взял новую свечу и стал её вставлять. Подсвечник раскололся пополам.

«Ну, это ничего, я склею его водой. Хотя воду жалко тратить на это, — по старой привычке экономить воду подумал он. — Я сделаю другой, ещё лучше». И тут же принялся за работу.

Айвам привык всегда что-нибудь делать.

Прошло много времени, и на ящике из-под консервов был установлен красивый подсвечник. Даже свеча горела в нём светлее.

— Вот, Лилит, и работа готова, — с чувством удовлетворения сказал Айвам.

— Смотри, теперь не ползай здесь: разобьёшь.

С величайшей предосторожностью мальчик влез в мешок, взял книжку. Свеча горела хорошо. В этот раз он дочитал книжку и стал читать сначала. Но вскоре глаза устали, и он положил книжку под голову.

«Вот интересно… Ленин тоже был мальчиком», — подумал Айвам. И это так не вязалось с рассказами учительницы о Большом Ленине.

Айвам опять вспомнил школу, где танцы, игры, песни, где весело, где каждый день узнаёшь от учительницы новости. С этими думами Айвам и уснул. Но вскоре его разбудил щенок. Лилит совался мордой ему под мышку. Айвам чиркнул спичку, ища свечу. Около ящика вместо подсвечника лежали лишь мелкие кусочки льда.

«Больше не буду делать такой красивый. Надо простой и прочный».

Айвам прислушался к вою пурги. Она выла, как стая голодных волков, с подвыванием. Он снял шапку, насторожился. И вдруг среди этого воя пурги ясно послышался треск льдов, напоминающий ружейные выстрелы. Айвам скатился на лёд и, приложив к нему ухо, затаив дыхание стал слушать. Море глухо шумело, будто оно стремилось вырваться из ледовых тисков на простор.

Айвам вскочил и стал торопливо собирать вещи и продукты в спальный мешок. Льдина была крепкая, но и крепкие льдины ломаются. Может быть, придётся уходить отсюда. Спать теперь уже нельзя. С волнением он сел на мешок. Не хотелось ни читать книжку, ни разговаривать с Лилитом. Он сидел мрачный, взволнованный и чутко прислушивался к завыванию пурги и выстрелам трескающихся льдов.

Вспомнилась чистая, тёплая, безопасная яранга на берегу, мать Уакат. Айвам хорошо знает, как любит она его. Теперь, в эту пургу, она, конечно, не спит, думает о нём и, может быть, потихоньку плачет. «Но ведь лётчики передали ей, что я живой, что у меня всё есть… Только бы льдина не сломалась!»

Разные мысли путались в голове, но сон брал своё. Мальчик засыпал и валился на опальный мешок, но тотчас же вскакивал. Просыпаясь, он опять садился на прежнее место. Так, борясь со сном, он держал себя настороже.

— Не надо спать, — потихоньку сказал мальчик и услышал, как Лилит во сне вздохнул. Казалось, что это был вздох человека.

Пурга бушевала три дня. Когда она угомонилась, Айвам вылез из своего ледяного домика. Кругом было почти всё по-старому. Лишь в стороне, на востоке, образовались громадные горы льдов. Должно быть, произошло большое торошение.

Айвам вновь водрузил флаг над своим домиком и побежал к самолётной дорожке. Как он и предполагал, её уже не было.

«Где теперь сядет самолёт? Некуда сесть ему», — с отчаянием подумал он и, понурив голову, пошёл к себе.

Было уже достаточно светло, а вскоре показалось все солнце — раскалённый громадный оранжево-красный шар.

Айвам засмотрелся на солнце. Не успел он наглядеться на него, как в небе показался самолёт. Он быстро приближался и летел прямо на развевающийся красный флаг. И как только самолет поравнялся с ним, Айвам снял флаг. Самолёт дал несколько кругов и ушёл на северо-восток. Там, вдали, он сделал большой круг и улетел ещё дальше. Часа через два самолёт вернулся. Он низко прошумел, как вихрь, над головой Айвама, сбросил посылку, набрал высоту и, неизменно покачав крыльями, ушёл к берегу. Вскоре гул моторов умолк, прекратилась самолётная песня. И наступила такая тишина, что хотелось плакать. Распечатав посылку, Айвам прежде всего взял письмо. Мальчик не сразу разорвал конверт. Письмо было от Таграя:

«Айвам, я облетал всё вокруг тебя, но нигде поблизости не обнаружил места для посадки. Ближайшая площадка, где, по-моему, можно сесть, находится в 50 километрах отсюда на юго-восток. Но ты туда не дойдёшь и со льдов не найдёшь её. Километрах в пяти от тебя на запад есть маленькая полынья. По-видимому, она образовалась недавно, я видел, как плавала в ней нерпа. Сейчас сильные морозы, и она скоро замёрзнет, но она так мала, что сесть там будет невозможно. Будь умником, так как придётся ждать новой передвижки льдов и образования новых полыней. Снабжать тебя всем необходимым мы сможем всегда. Поставь напостоянно большой флаг, чтобы легче тебя разыскивать. Возможно, обыкновенный самолёт не сможет здесь произвести посадку. Привет!