Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров - [5]

— Этого не может быть. Мы даровали им такую прекрасную жизнь, которую они будут защищать до последней капли крови. Ни один агрессор не сможет дать им ничего лучшего или большего, по сравнению с тем, что дали им мы.

— А мы можем предложить им ключи от исламского рая?

— Не понял. Исламского рая не существует.

— Но они-то уверены, что существует. Ты не можешь себе даже представить, что такое исламская тоска по священной войне. Если к их берегам пристанет мощный флот агрессивных единоверцев, некоторые наши мусульмане, конечно, встанут на защиту того благосостояния, которое мы им даровали, и сохранят верность пресвитеру, но другие будут рыдать от счастья, встретив единоверцев, которые предложат им священную войну против нас. И тогда среди наших мусульман для начала начнётся гражданская война при мощной поддержке извне со стороны недругов.

— И тогда вопрос будет решён нашими непобедимыми рыцарями.

— А я бы не был так уверен в их непобедимости.

— Но почему?

— Потому что наши рыцари не закалены в битвах со злом. Их боевая техника безупречна, но с настоящим беспредельным злом они никогда не сталкивались, их души лишены сопротивляемости. На настоящей большой войне проблема не в том, чтобы победить злодея, а в том, чтобы самому не стать злодеем. Для этого требуются навыки, которых наши рыцари совершенно лишены.

— Мне трудно вас понять, ваше превосходительство. Я родился и был воспитан, когда Эпоха Вражды осталась в далёком прошлом, а в Царстве не благословляют изучать прошлое. Но если моя душа не несет на себе отпечатков злобы, то я считаю, что в этом моя сила, а не слабость.

— Ты не представляешь себе, мой милый магистр, как легко эта сила оборачивается слабостью. Я ведь вовсе не имел ввиду напугать тебя исламской угрозой. Это частность. И пограничные горы не настолько непроходимы. Если бы мне поручили провести через них сильную армию, я смог бы это сделать — с потерями, конечно, но провёл бы. И преодолеть зыбучие пески тоже есть свои способы. Но и это всё частности. Главная наша проблема не в угрозе внешнего вторжения, а в нас самих. Ты правильно сказал, что царство сейчас находится на пике духовного развития. Но вот представь себе, что ты лез на гору и достиг пика. Оттуда все дороги ведут вниз. Вскоре в нашем Царстве начнут распространяться такие духовные болезни, каких не только Царство никогда не знало, но какие и во внешнем мире не часто встретишь.

— Этого мне уже не дано понять. А главное, чего я не понимаю: зачем вы делаете вид, что советуетесь со мной? Вы же видите все эти проблемы на ту глубину, которая мне не доступна.

— Неужели ты обиделся?

— Какие могут быть обиды… Вы не представляете себе, с каким удовольствием я называю вас превосходительством, ведь вы действительно, превосходите меня во всём, кроме разве что фехтования. Поэтому я и не понимаю, чем могу быть полезен при обсуждении тех вопросов, внутренний смысл которых ускользает от меня.

— Ещё как можешь быть полезен. Моя юность пришлась на Эпоху Вражды, когда пресвитер Иоанн ещё только начал созидать наше Царство. В итоге мне понятно то, что недоступно тебе. Но и я легко могу упустить то, что для тебя ясно, как Божий день. И моя сила так же легко может обернуться слабостью.

— А пресвитер знает о послании императора Мануила?

— Разумеется, знает. Иногда мне кажется, что пресвитер знает всё на тысячу лет вперёд, причём в деталях. Но он поручил принять решение нам с тобой. Причём, решение должно быть согласованным, не вызывающим ни у одного из нас сомнений.

— Опять не могу понять. Зачем это, если все мы знаем, что только пресвитер может принять безупречное решение?

— Ты пойми, магистр, что пресвитер не равен Царству. Он считает, что это решение должно исходить из недр Царства. В отличие от него, мы с тобой не безупречны, но высшая мудрость в том, чтобы это решение приняли мы.

— Но мы не очень понимаем друг друга. Я, например, не считаю, что мы должны выполнить просьбу императора. Всё в моей душе восстаёт против самой идеи крестового похода. Как можно во имя веры убивать людей? Ведь это означает убить веру в своей душе. В такой войне не может быть победы. Если мы двинем своих рыцарей на освобождение Гроба Господня, мы погубим их души.

— Или закалим. А без этого души наших рыцарей скорее погибнут на пуховых перинах, чем на войне.

— Значит, вы всё-таки за наше участие в крестовом походе?

— Не могу настаивать, если ты решительно против. Я прекрасно понимаю, что в твоих словах есть своя правда, но это не вся правда. Со своей стороны, я решительно настаиваю только на одном: мы не можем оставить послание императора совершенно без последствий.

— Да, пожалуй… Подвиг внешнего рыцаря и на меня тоже произвёл огромное впечатление. Такое великое деяние мы не можем оставить без последствий. А что если нам послать для начала не войско, а разведчика?

— Неплохая мысль. Но это должен быть рыцарь, обладающий особыми качествами. Он должен быть готов встретиться во внешнем мире с такими вещами, каких вообще невозможно себе представить.

— Опять вы говорите непонятное, ваше превосходительство. Впрочем, есть у меня на примете один рыцарь, который может понять вас лучше, чем я.