Приключения, 1990 - [24]

Странная штука — автомобиль... Сродни наркотику. И культ его непоколебим, ибо привязанность тут едва ли не органическая... Что означает наша кооперативная суета для тех, кто в нее вовлечен? По сути, удовлетворение духовных, пусть и нелепо, потребностей... С одновременным извлечением материальной выгоды. Идеальный вариант! И я тоже — сознательно и обреченно — приношу себя в жертву идолу на колесах, ставшему неотъемлемой частью моего бытия, и отними его — образуется брешь, которую неизвестно чем и заполнить... Дожил! Теперь — о врачевании идола. Сосед мой вызвался устранить повреждения кузова на пару с неким Эдиком, личностью откровенно темной, даже наши орлы-ремонтники якшаться с ним опасались и хныкали, что жулик, обдирала и сачок. Игорь, впрочем, малый резкий, отважный и в тандеме с этим гангстером от автомобиля главенствовал.

Подхожу к своему боксу. «Жигуль» мой мерзнет на улице, а в гараже стоит «Волга» старого образца. Под «Волгой» горит свет, звякают ключи.

Со стула поднимается Эдик, человек атлетического сложения. Лицо его светится радостью встречи, и мне протягивается грязная лапа с дешевым перстнем. Я с омерзением в душе и с ответной радостью на лице пожимаю лапу. Даже спрашиваю: как, мол, жизнь?

— Выпьешь, станет легче, — уклончиво отвечает Эдуард, и я, понимая намек, вытаскиваю из сумки проклятую и огурцы.

— Это я... уважаю! — говорит Эдик. — Это — начало! Тут вот халтурец, подвернулся, — как бы извиняется он за «Волгу». — Дел еще на минуту. А дальше — я ваш слуга!

«А слуга всегда лукав с господином», — думаю я, но замалчиваю эту мысль.

Из ямы вылезает Игорь. Комбинезон, припорошенное мелкой крупой грязи лицо, на шее, на цепочке, — серебряный доллар. Вместо нательного креста, что ли?

— Лакать потом будешь, — говорит он напарнику. — «Волгу» выгоняй, «Жигуль» ставь. Крышку багажника сменил? Резак наладил?

— Крышку багажника! — возмущается Эдик, с урчанием залезая в «Волгу». — Резак! Я же не могу работать как в мультфильме! Я за шпаклевкой ходил! Воще... горбатюсь как ишак! Хотя чего ишак? Хозяина довез и стой. Домкраться.

«Волга» и мои «Жигули» меняются местами. Игорь моет руки в банке с соляркой. Эдуард прилаживает к шлангам горелку. Я накрываю газеткой пыльную покрышку, прислоненную к стене, сажусь на нее и приступаю к роли наблюдателя.

Начинается работа. Стук, звон, и мятое крыло мало-помалу обретает надлежащую форму. Эдик прикручивает новую крышку багажника, косясь на бутылки. Наполненные, они его раздражают. Но командир суров. Я сижу скучая. Думаю о Марине. Последнее время я очень много о ней думаю. Вспоминаю, как отвез ее в театр, в сотый раз краснея за себя: ну наглец, ну дурак! А... может, и ничего, что так вышло? Может, рассмотреть это дело юмористически? Что за напасть! Я, кажется, люблю ее. Глупость, естественно. У нее муж, насколько знаю — не первый, и наверняка она соображает: счастье женщины не в авантюрных увлечениях, а в семье, в заботах о ней и в ее упрочении. Интересно, развелся бы я с женой ради нее? Да. Конечно.

— Ну вот, крыло есть, — говорит Игорек. — Шпаклевочки, и все дела. Теперь — панель.

У ворот гаража Эдик ведет торг с хозяином «Волги».

— Полтинничек, мужик, полтинничек, — доносится его бас. — Ты чего? Амортизатор заменили, так? Потом трапецию, так?

Позвонить ей? Допустим, имею право. Дальше? Куда-то пригласить? Куда? В театр? Как же, оригинальное приглашение... В кино? Еще чище! Погулять? Минус двадцать восемь. Ресторан? Пошло, да и денег нет. Домой? С семьей, мол, не желаешь познакомиться? С тещей там... К Козлу? Бред. В этом прокуренном и убогом логове я сам если и бываю, то после крупных огорчений или диких поддач, когда депрессия и на все наплевать.

— Ну чего, может... полечимся, мужики? — осторожно предлагает Эдик, шпаклюя крыло.

— Только если с закуской, — соглашается Игорь. — А то развезет. Родители в санаторий укатили, жратвы уже два дня нет...

Эдик достает хлеб, лук, колбасу, вскрывает банку с огурцами, ставит рядом с бутылкой стакан и две фаянсовые кружки.

— Только не из кружки, — заявляю я и отбираю у Эдика стакан. — Не могу из чайной посуды...

— Аристократ, — уныло роняет Игорь.

Мы пьем ледяную, с мороза безвкусную водку.

— Я вот когда на Дальнем Востоке... — рыгая и морщась, говорит Эдик, — мы там спирт из плафонов киряли — посуды не было. Матовые такие плафоны... Ну лампочки где. Чего кружки, плафон! Ого! Литр. Не, два с полтиной. Тара. Да... Спирт теплый — реакция с водой... Песчинки на дне, фуфель какой-то... С души воротит! — И его передернуло от воспоминаний.

Нас с Игорьком тоже как током хватило. В это время вошел хозяин «Волги» — улыбчивый толстячок пенсионного возраста, с удивленным выражением лица.

— Рекламация, — смачно плюнув, сказал Эдуард, — Ну чего не нравится?

— Вы знаете, — поведал толстячок, смущаясь, — что-то у меня стуки какие-то, забыл вам сказать... Внизу.

— Понятно — не наверху, — сказал Эдик лениво. — Не под облаками. Отдельная работа...

— Конечно. Я заплачу!

Эдуард мигом исчез. Толстячок присоединился к нам, рассказав страшно тупой анекдот. Юмор мы с Игорем восприняли холодно, но он смеялся за всех — долго и всхлипывая.