Приключения, 1979 - [117]

Страшнее всего начальству на глаза попасть. Сразу про план, какая выручка, как товарооборот, отделайся от них! А не дай бог в контору заведут, сумку попросят показать...

Дорога эта не устраивала еще и потому, что проходила рядом с аттракционом, а там люди группами стоят, ходят по двое, а таких она боялась больше всего. Подойдут неожиданно, окружат, схватят — не вывернешься. Нет, здесь что ни шаг, то опасность.

На длинной скамье двое мужчин в светлых рубашках смотрели, как она приближалась к ним. «Не дай бог эти?» Захотелось повернуть в боковую аллею, но усилием воли заставила себя идти вперед, не показывать вида, что боится. Когда поравнялась с ними, один улыбнулся. «Нет, это не они! Когда человек улыбается — зла не сделает».

За двадцать минут ходьбы от дома до кафе она была измотана мыслями о возможном задержании. А как вошла в дверь, так сразу успокоилась. «Нет, нужно все бросить, так больше продолжаться не может!» — думала она, принимаясь за дела. Она вспомнила, что в прошлом году тоже баловалась с коньяком, страху натерпелась, слово давала — к кафе близко не подходить. А время прошло, вроде все позабылось. С Витюхой хотела поговорить, да какой он советчик! А весной директор позвонила и попросила лето поработать в кафе.

А тут еще напарница про Глашку Носову рассказала. Приехала та в деревню — и давай важничать. Снег до колен, тропинка в деревне не асфальт в городе, а она в новых туфельках, в шубе каракулевой с воротником голубой норки. Все деревня глазела. Бабка Дуня-колдунья хоть и стара, а тоже из дома вылезла. Она возьми и скажи: «Глашка, хворь, чай, так можно ухватить!» Будет Глашка ее слушать, рукой махнула и пошла. Сами с усами, знаем, что делаем. А слово бабки раньше било прямо в душу, глаз — косой, рот — кривой, молвит что — жди беды. Сына на войне убили, может, из-за того вещуньей сделалась.

С напарницей они из одной деревни, поэтому всех в деревне знают. Напарница рассказала еще, что Глашкину шубу приходил смотреть из соседней деревни местный скорняк Василий Иванович, все не верил, что шуба стоит дороже любого деревенского дома. А муж Глашки, очкарик, сказал: «Хватит Глафире в недостатках жить, пусть походит в каракуле, в жизни должна быть справедливость!» Ясное дело, достаток у матери Глашки был небольшой, много ли на жалованье почтальона белых булок купишь. Сейчас ей Глашка не чета, институт окончила, мужа вон какого отхватила.

Вспоминая беседу с напарницей, она думала, что одевается лучше ее. А если все пойдет хорошо, то осенью еще шубу купит самую дорогую, может, из норки; хотелось бы и Витюхе машину подарить. Дача ей ни к чему, на даче некогда работать, а вот если бы у Витюхи была машина! Эх, совсем бы стал ручным, пить бы бросил.

Она понимала, что много волнений у нее от частых проверок кафе. Придут, делают вид, что простые покупатели, а потом — контрольная! И давай пересчитывать, перемеривать. А эти последние хороши! Принесли спиртомер, крепость проверяли... Пищал занудистый старикашка: «Букет не тот! Запах! Запах не тот!» — «Какой коньяк поступает с винозавода, таким и торгуем!»

...Вечером Ольга и Клава разошлись из кафе в разные стороны.

...А потом наступило новое утро, она опять шла на работу. Однажды она даже не поняла, что ее окликают. Вздрогнула и ускорила шаги.

— Извините, — повторил человек, появившийся из боковой аллеи, и она почувствовала, как до ее руки дотронулись. Она оглянулась и увидела перед собой милиционера.

«Все!» — пронеслось в голове. Деревья, люди, цветы, сумка, милиционер смешались в одну цветную карусель. «Господи! Хорошо хоть деньги отнесла!» А милиционер что-то говорил, приложив руку к козырьку. Слов не слышала — кровь толчками била в виски, шумела в ушах. Руками она судорожно прижала сумку к груди. Невольная дрожь пробежала по телу, она остановилась полная смутного надвигающегося ужаса. Сколько раз представляла, как ее задержат, как арестуют, как поведут по улице. Позору-то, позору!.. Хотела бежать — ноги не слушались.

— Постовой я, сержант Зимин, — как сквозь сон донеслись до нее слова. — Мы с ног сбились. В отделение пришла гражданочка, заявила о пропаже сумочки, а в ней документы и билет до Харькова, сумка на вашу похожа. Мне поручили поспрашивать людей, может, кто подобрал...

«Что он говорит, какая гражданочка, какая сумка?» И тут она поняла, что милиционер остановил ее случайно, просто сумка похожа. «Леший тебя побери вместе с женщиной-растяпой!» Она хотела проглотить застрявший в горле комок, но слюны не было.

— Моя это сумка. Никаких билетов в ней нет, — произнесла она чужим голосом. Страх прошел, уступив место ярости, страшной и непрощающей. Ходят тут всякие, сумки теряют, людей останавливают! Своими бы руками!..

— Извините, сумочка внутри подписана. Прошу вас пройти на минуту в отделение, это здесь рядом, посмотрим и отпустим.

«Только не туда, там в беду попадешь!» Она сделала болезненное лицо и пронзительно закричала:

— Никаких подписей в моей сумке нет! — Своей злобы она не скрывала. — Смотри, в сумке никаких билетов нет. Больная я, грелка вот. На работе ставлю! — В сумке лежала наполненная спиртом резиновая медицинская грелка.