Приключения, 1974 - [36]

— Очухалась, девонька? — спросил откуда-то снизу-сбоку голос Нюши, и рука ее крепче стиснула талию Полины.

Полина провела рукой по лбу, оттолкнулась от стены — видно, только благодаря этой стене и удерживала ее Нюша от падения, и шагнула. Ноги держали слабо, но держали.

— Изверги, — сказал позади скрипучий голос Нюши, — как с мышами, с людьми. Ловят, давят, ловят и давят. Могут и просто — для смеху.

Полина выпрямилась, сунула руки в карман, оглянулась на Нюшу.

— Побрели-ка домой, девонька. — Нюша опять обхватила ее за талию. — О таку пору лучше нету как дома сидеть.

Не торопясь, подстраиваясь под мелкий шаг Полины, она вывела ее на улицу и тут же остановилась. В десятке метров от них молча глядела на них куча женщин. Нюша вдруг охнула и как-то отстранилась, растворилась где-то сзади. Полина вскинула голову и увидела лица женщин.

Они надвинулись вдруг на нее со всех сторон. На жести старых морщинистых лиц, одинаковость которых подчеркивали черные платки, беспощадно и мстительно жили глаза. Лица сдвигались, смыкались вокруг нее, и вот выделилось одно самое темное и закостенелое. Старуха подошла вплотную. Она была еще моложава. На правильном узком лице морщины лишь у глаз. Глаза эти сощурены, но сквозь прищур смотрела неутолимая ненависть. Полина не видела размаха, удар пошатнул ее и вывел из оцепенения.

— Товарищи! — вскрикнула она, протягивая к ним руки. — За что же?

Но крик ее словно подхлестнул баб. Чьи-то ногти впились ей в шею, кто-то дернул ворот блузки, кто-то сильно, по-мужски эхнув, ударил по лицу. Темная и жесткая, как заржавевший лом, старуха крикнула, норовя вцепиться в глаза:

— Муж на хронте, а ты перед кем юбку задираешь? Бей, бабы, подстилку немецкую!

Полина закричала в голос. Сейчас она не чувствовала ни ударов, рушившихся на нее, ни криков вокруг. Она в их представлении была немецкой наложницей, предательницей, шлюхой. Боль этой мысли затмила все остальное. Она кричала от нее, как от предродовой схватки. Как они могли так думать, как смели!

Она стояла, опустив руки, открытая всем ударам, и кричала, почти выла от отчаяния. Даже для этих ожесточенных душ крик ее был криком о чем-то большем, чем просто физическая боль. Они остановились, распаленные, вспотевшие. Они смотрели на нее и начинали приходить в себя.

— Чего орешь? — спросила одна, запихивая под косынку выбившиеся космы. — От нас жали ждешь? Нету ее, жали, в нас, насквозь выело!

И в этот момент, грузно топая, из проходного двора вывалились на улицу четверо немцев. Толстый рыжий фельдфебель в пилотке, приостановившись, мигом оценил кружок разъяренных женщин. Двое солдат вскинули винтовки с плоскими штыками, а сам фельдфебель выбрал жертву. Та старуха, что первая ударила Полину, не успев увернуться, упала от тяжелого удара солдатской бутсы. Женщины, как всполохнутые куры, крича, помчались по улицам, солдаты заклацали затворами, весело вопя им что-то вслед. А фельдфебель мерно крушил лежащую перед ним старуху, успевая при этом утешать по-немецки Полину:

— Сейчас мы приведем все в порядок, не волнуйтесь, фрау. Они вам за все заплатят.

Полина в ужасе смотрела, как корчится и бьется под тяжкими бутсами костлявое старушечье тело.

— Бить такую красивую фрау, — бормотал фельдфебель, — такую красивую фрау! Я научу тебя понимать твое место в жизни, русская шваль!

— Не сметь! — крикнула Полина, бросаясь к нему. Стыд, едкий и горячий, сотрясал ее. Разве она звала этих «защитников»! — Отпустите ее! Вы слышите!

Но фельдфебель вошел в раж. Под его бутсами корчилось и билось живое тело, и, бессмысленно поглядывая на Полину маленькими светлыми глазами, он бил и бил уже затихшую старуху, бормоча: «Я научу тебя! Я научу тебя, русская шваль!»

И тут перед осатаневшим фельдфебелем вытянулся неизвестно откуда взявшийся Иоахим.

— Герр фельдфебель! — сказал он со значительностью в голосе. — Немедленно оставьте старуху и убирайтесь отсюда ко всем чертям!

Фельдфебель с поднятой для удара ногой окаменел.

— Что ты сказал, подонок? — Он опустил ногу и уставился на Иоахима. — Ты что себе позволяешь, санитарная вонючка? Как ты смеешь разговаривать в таком тоне со старшим по званию? Да я...

— Господин фельдфебель, — перебил Иоахим, — если вы немедленно отсюда не уберетесь, я ни за что не отвечаю. Эту женщину опекает сам гебитскомиссар.

Фельдфебель вытянулся, униженно-безмолвно прося у Полины участия, козырнул и отошел к солдатам. Полина присела на корточки перед старухой, та была без памяти. Полина попыталась поднять ее голову. Иоахим помог. Одной рукой поддерживая старуху, другой вынул флягу, брызнул в темное лицо водой и, когда веки старухи затрепетали, прижал флягу к ее губам.

— Пейте, пейте, бабушка, — умоляла, поддерживая флягу, Полина. Старуха глотнула, глаза у нее стали осмысленными. Она вздрогнула, узнав Полину, и зажмурилась.

— Вставайте, бабушка. — Полина потянула ее вверх, подсунув руку под мышки. Иоахим и тут помог. Старуха моргала, щурилась на немца, отводила взгляд от Полины.

— Пойдемте к нам, бабушка, — потянула ее Полина, — мы вас перевяжем.

Откуда-то появилась Нюша.

— Пошли, пошли, Васильевна, — сказала она, отстраняя Иоахима, — досталось-таки от злыдня.