Приключение - [3]

— Я к вам по делу, — ответил Сивачев, пожимая руку Барсукова, — может и смешному, но по делу.

— Отлично! Проходите налево. Я сейчас.

Он стал запирать входную дверь, а Сивачев вошел в небольшую комнату.

— Ну, садитесь, — сказал входя Барсуков.

Он указал Сивачеву на кресло, сел напротив, закурил и сказал:

— Ну, я слушаю вас.

— Я вас буду слушать, — засмеялся Сивачев и без всяких оговорок спросил: — Что вы знаете о шарообразной молнии?

Барсуков с удивлением посмотрел на него, но, увидев напряженное внимание, с которым ждал Сивачев ответа, заговорил:

— Очень немного знаю. Это — один из видов грозовых явлений. Есть молнии расплывчатые. Вы их видели сто раз. В просторечии — зарницы. Грома не слышно, а только вспышки. Потом — линейные. Это когда с треском прорезываются тучи и молния сверкает зигзагами. Самое обыкновенное явление. И третий вид — шарообразная молния. Это — тихий и странный разряд электричества, когда грозовая туча близко к земле и воздух насыщен влагой. Вероятно благодаря влажности электричество как бы капсулируется в шар и висит в воздухе, плывя в нем. Если происходит разряд, то он бывает обычно разрушительной силы. У нас это явление встречается редко, но его можно видеть на Кавказе, а чаще всего оно наблюдается в тропических странах. Ну, что еще? Внешне молния эта представляет собою шар, светящийся красным или синим цветами. Размер шара различный. Чаще бывает с бильярдный шар, но бывает и с голову.

Он замолчал. Сивачев кивнул головой.

— Спасибо! И еще вопрос: можно эту молнию получить искусственно? Ведь линейную молнию можно кажется видеть при разряде лейденской банки или между кондукторами электрической машины?

— Совершенно верно, — ответил Барсуков, — этим вопросом интересовался физик Плантэ. Он брал два намоченных в воде картона; один помещал на подставках, другой подвешивал над первым на расстоянии 40–50 сантиметров. Картоны он соединял с противоположными полюсами батареи аккумуляторов в несколько тысяч вольт и получал небольшой светящийся шарик, который потом разрывался с сильным треском.

— Благодарю вас, — сказал Сивачев, — очень, очень благодарен! Я знал, что вы мне объясните.

Барсуков улыбнулся.

— Пустяки… А зачем вам понадобились эти сведения?

— Пока это мой секрет. Глупость! Но после я вам скажу. Скажу непременно. Вы позволите зайти к вам еще раз?

— Сделайте одолжение. Всегда рад!

V

На следующий вечер Сивачев пошел к Хрущову.

Квартира Хрущовых состояла из трех комнат: прямо из передней — маленькая гостиная, где стоял и письменный стол хозяина; за ней — маленькая столовая с буфетом и книжным шкафом, а за столовой — видимо спальная.

Хрущов сидел в столовой и пил пиво. Он открыл дверь, радушно поздоровался и провел Сивачева в столовую.

— Рад вашему приходу. Скучища адова. Угощайтесь!

Он подвинул Сивачеву стакан, но Сивачев отказался.

Хрущов засмеялся.

— Я и забыл, что вы физкультурник. Чем же вас поштовать? Чаем, что ли?

Он захлопал в ладоши.

На этот сигнал из внутренней двери высунулась растрепанная грузная старуха и прошамкала:

— Чего тебе?

— Ставь самовар и давай нам чаю!

— Не утерпел, — заговорил Сивачев, — очень хотелось видеть всю обстановку пережитого вами случая и снова выслушать ваш удивительный рассказ.

— А, пожалуйста. Я очень рад! Вон там и было.

Хрущов поднялся и со стаканом в руке прошел в гостиную. Налево от двери было раскрытое окно, в углу направо — изразцовая печка и рядом с ней — пианино.

— Вот я здесь сидел, — объяснил Хрущов, опускаясь в кресло подле двери, — а жена — там. Сядьте туда, — и он указал на глубокое кресло между печкой и пианино.

Сивачев сел и очутился против раскрытого окна.

Хрущов стал рассказывать сиповатым, монотонным голосом. Сивачев смотрел со своего места в окно.

Хрущовы жили в третьем этаже, но, несмотря на это, ничто не заслоняло вида из окошка, и Сивачев видел развалины домов, груды щебня, какой-то садик и наконец Семеновский плац, а за ним сбоку — стройную колокольню церкви Мирония.

Он обратил взгляд налево и вдруг замер.

Перед ним за несколькими рядами низких полуразрушенных домов встала потемневшая стена с трещинами, два черных пятна от заколоченных окон и высоко, в пятом этаже, раскрытое настежь освещенное одинокое окошко.

Сивачев как зачарованный не мог отвести от стены глаз.

— Чего это вы так уставились? — спросил Хрущов, прерывая рассказ.

— Удивительный у вас вид… Почти центр города, всего третий этаж, а так далеко видно.

— Кругом дома были, да рассыпались.

— У вас есть бинокль? — неожиданно спросил Сивачев.

— Театральный…

— Все равно… Я так… посмотреть…

— Пожалуйста.

Хрущов принес бинокль и сам ушел в столовую, где зазвенела посуда, а Сивачев поднял бинокль к глазам и стал смотреть.

Да! Это — то самое окно и в нем человек в ермолке. И теперь совсем ясно виден.

— Ну, налюбовались? Пожалуйте чайку выпить.

Сивачев встал и положил бинокль на пианино.

В столовой на столе кипел самовар и на сковороде шипела яичница.

— Вот у меня какая старуха! — сказал Хрущов. — Садитесь и кушайте…

Сивачев торопливо выпил стакан чаю и поднялся.

— Не сочтите меня назойливым, но позвольте притти к вам завтра, — сказал он, прощаясь с хозяином.