Приключение взрослых - [4]

Поравнявшись, он повернул к Саше бледное востроносое личико:

— Присоединяйся, Киселев!

— Некогда! — Саша покосился на Костю.

Тот шел по тротуару, глубоко засунув руки в карманы пальто, и что-то бормотал.

Саша прислушался.

— Многоточьем фонарей что-то не досказано… Раз — оно… Много раз — оно… — примерял Костя рифму, — …многоточьем фонарей что-то не досказано…

Строчка была замечательная. Да и сам Костя — стройный, стремительный, в своем черном пальто, с оттопыренными от блокнотов карманами — был хорош! Что и говорить — башка у него работает. Запросто мог бы получить золотую медаль. Сам не хочет.

Саша вспомнил, как Костя однажды сказал его матери по этому поводу: «Что я, собака, что ли, чтоб мне в конце пути показывали кусок мяса?!» — чем настроил ее против себя еще больше.

Но оказалось, что даже мать, так не любившая Костю, все-таки отдает должное его разносторонним способностям. Саша случайно слышал, как она хвасталась на кухне перед приятельницей, что друг ее сына занял на шахматной олимпиаде первое место. На Всесоюзной.

Костя толкнул тяжелую стеклянную дверь, и они вошли в теплое, пахнущее апельсинами кафе.

Пока они раздевались у стойки и усатый старик гардеробщик в зеленой ливрее с золотыми нашивками вручал им прозрачные пластмассовые жетоны с номерами, Саша все время косился налево в зал, откуда таинственно раздавалась музыка.

Наконец они шагнули в это залитое ослепительным светом, тесно уставленное столиками помещение.

Саша почувствовал старое чернильное пятно на рукаве своей ученической курточки и то, как длинно торчит шея из ставшего тесным воротника, и вся затея показалась ему нелепой.

Но Костя двинулся вперед, уверенно лавируя между столиками, и Саше ничего не оставалось, как торопливо последовать за ним. Он шел, стараясь не поднимать глаз, будто от этого можно было сделаться менее заметным.

Вдруг Костя остановился у столика, из-за которого поднималась целая компания.

Саша неловко подался вбок, чтобы пропустить мимо себя тучного, бородатого человечка. За ним семенили три женщины в индийских сари.

Что-то зазвенело. Оказывается, он задел шаткую тумбочку, где на подносе стояли кверху ножками ряды чистых фужеров.

— Маэстро! Специально для нас! — Костя хозяйским жестом указал на освободившийся столик.

Саша перевел дыхание.

Только теперь, уютно устроившись в глубоком кожаном кресле, он спокойно оглядел зал.

…Вот она, взрослая жизнь!

Музыка. Танцуют. Разговаривают. Объясняются в любви.

К ним направлялась официантка.

— Сейчас скажет: «Не обслуживается», — скептически заметил Костя.

Но в этот раз он был неправ.

— Вам чего, мальчики?

— Две чашки кофе. Нет, четыре. Потом, два бутерброда с колбасой. Будешь?

Саша сглотнул слюну. Еще бы! Ведь он с утра ничего не ел.

— Четыре бутерброда.

— Понятно. — Официантка качнула огромными серьгами и пошла, даже не записав заказа.

— А чтоб было понятней, — крикнул вслед Костя, — еще два бокала сухого вина!

— Ты что? — дернул его Саша.

— Спокойно. Все рассчитано.

За соседним столиком сидели две пары. Какой-то старик с галстуком-бабочкой время от времени целовал руку очень пожилой женщине с крашеными рыжими волосами. Видно, она когда-то была красавицей. Может, в годы войны. А может, еще при царе Горохе. Рядом была другая пара: женщина — к Саше спиной. И парень в синем джинсовом костюме. Парень все поглядывал на свою спутницу, улыбался и поглаживал отставленным большим пальцем роскошные пшеничные усы.

— Пятачок есть? — спросил Костя.

Саша обшарил карманы и отыскал единственную медяшку. Это был именно пятачок.

Костя подошел к сверкающему стеклом и металлом автомату-проигрывателю. Придирчиво прочитав список пластинок, опустил в щель монету…

Небольшой зал кафе снова наполнился музыкой. Дрянь какая-то! Странный выбор… Запетая по радио, заигранная еще в прошлые годы, надоевшая «Червона рута».

Но — удивительное дело — Костя, недаром у него была украинская фамилия Гаркавенко, тихо, вслед за певцом переводил Саше непонятные слова, и мелодия стала казаться сокровенной, слова — нежнейшими… Песня, словно впервые, дошла до его слуха.

— «Червона рута», — зачарованно повторял Саша.

Женщина, сидевшая к нему спиной, встала. Мелькнуло красивое лицо. Было в нем что-то мальчишеское. Челочка, что ли?

Синий ковбой положил ей руки на талию. Старый джентльмен со старухой и еще несколько парочек закачались в танце. Ловко изгибаясь между танцующими, официантка уже несла поднос, на котором дымился кофе и стояло два запотевших фужера с вином.

— Живем! — сказал Костя, поднимая фужер.

Саша пил вино маленькими глотками. Вино было такое холодное, что даже не чувствовалось вкуса — один лед, зато внутри все согревалось. Пластинка про червону руту еще не кончилась. Он пил и поглядывал на танцующую женщину с челочкой.

У нее были худые голенастые ноги. Вот у девчонки в кожаной куртке, которую он сегодня встретил в тумане, ноги были что надо… А если влюбишься, а ноги у нее кривые? Или вообще нет ног. Безногая. Что тогда? Кем ей приходится этот усач? Муж? Или нет?

Ночь за окном. А он тут. Здорово!

Широченное окно кафе запотело. За ним, в темноте, зеленоватой от неоновых фонарей, тенями скользили прохожие. На миг Саше показалось, что по улице прошел папа.