Приказано жениться - [74]

Григорий прислонился плечом к стене. Садясь за стол, он скинул мундир и теперь сквозь тонкую ткань рубашки ощущал все шероховатости бревен, из которых были сложены летние казармы полка.

Напротив окна деревенские мальчишки с гоготом и шумом пускали кораблики в огромной луже, прутиками отталкивая щепки и прочий мусор.

Белову до безумия захотелось перемахнуть через подоконник, пробежаться по траве босыми ногами и запустить с мальчишками нет, не кораблик, но воздушного змея.

Григорий вздохнул и покачал головой. Что за ребячество! Хотя, будь у него сын, никто не посмел бы назвать это ребячеством. Сын. Интересно, какой он будет? Почему-то виделся русый мальчик с огромными серыми, как у Насти глазами.

При мыслях о невесте преображенец вздохнул и отошел от окна. Захотелось вновь увидеть Настю, ощутить запах мяты у лесного ручья и хоть на минуту позабыть о случившемся днем. А еще – уговорить переехать в более безопасное место.

Белова очень беспокоил погром, который был учинен в комнате фрейлин. А более всего волновал тот факт, что пострадали лишь платья.

Григорий сомневался, что это дело рук Головиной – бывшая полюбовница была скупа и отправила бы верных слуг, которых зверь мог легко опознать по запаху. Оставалась Марфа, но она злилась скорее на самого Григория, нежели на Анастасию Збышеву, да и придумала бы статс-дама в качестве мести что-то более изящное, чем разорение и испачканное фрейлинское платье.

Раздумывая над предстоящим разговором с невестой, Григорий быстро надел мундир, застегнул на все пуговицы, открыл дверь и замер, с недоверием глядя на высокого седого человека, стоявшего по ту сторону порога. Потом шумно выдохнул и отступил на несколько шагов назад, позволяя пришедшему войти.

Тот усмехнулся и шагнул в комнату:

– Ну, здравствуй, Гриша.

– Батюшка, – преображенец почтительно склонил голову, по-звериному настороженно наблюдая за отцом.

Тот прошелся по комнате, потом присел на стул, закинул ногу на ногу и строго посмотрел на сына.

– Полагаю, ты прекрасно представляешь причину моего приезда…

– Решили подышать морским воздухом? – за неимением второго стула Григорий сел на кровать и скрестил руки на груди точь-в точь копируя отца.

– Встань! – потребовал тот.

Преображенец криво усмехнулся. В представлениях Белова-старшего, сын должен на ногах выслушивать наставления отца. В том, что наставления будут, Гриша не сомневался и потому остался сидеть, намеренно показывая отцу, кто хозяин комнаты.

Петр Григорьевич нахмурился еще больше, на лбу явственно обозначились морщины.

– Гришка, не балуй… – процедил он.

Еще несколько лет назад от такого тона Григорий бы вздрогнул и поспешил вскочить, но теперь лишь покачал головой.

– Ты ко мне приехал, не я к тебе, – непочтительно напомнил сын, вновь слегка наклоняя голову на бок.

Белов-старший в сердцах грохнул кулаком по столу, но тут же взял себя в руки, лишь серые, глубоко посаженные глаза зло сверкали, выдавая раздражение.

Григорий молчал. Молчал и отец, словно выжидая, что наследник не выдержит тяжелого взгляда. Но Белов-младший не даром служил в преображенском полку. За эти годы он привык и к суровым взглядам, и к грозным отповедям самой императрицы и теперь гнев отца не страшил его, как в детстве.

– Что за история с девкой? – наконец начал Петр Григорьевич, понимая, что сидеть так вечно они не могут.

– Нашли ее мертвую на берегу запруды, – отмахнулся Григорий, слегка удивленный тем, что история с женским трупом так быстро разлетелась по округе.

– Утопла?

– Скорее звери задрали, – Григорий говорил осторожно, тщательно обдумывая каждое слово, поскольку не знал, что за слухи ходят по Питерсхоффу.

Петр Григорьевич побледнел и вскочил, с грохотом роняя стул. Гвардеец тоже встал, подошел к дверям, выглянул, проверяя, не подслушивает ли кто и вновь вернулся в комнату.

– Батюшка, что вам известно по этому делу?

– Гриша… – прошептал Петр Григорьевич. – Это что же? Это же тебя подозревать будут…

– Если бы только меня, – вздохнул Григорий, – весь наш полк под ударом.

– Как весь? Она еще и гулящей была?

– Кто?

– Девка твоя.

– Да не моя она, – Григорий раздраженно отмахнулся, – я ее у запруды-то в первый раз и увидел! Мертвую.

– Как мертвую? – охнул Белов-старший – А государыня-то что?

– Елисавета Петровна даже тела не видела! – преображенец несколько растеряно смотрел на отца, гадая с чего тому взбрело в голову переживать за какую-то крестьянскую девку. – Я ей доложил о происшествии, как уставом положено.

– Так… погоди… стало быть, все лишь сплетни? – Петр Григорьевич с шумом выдохнул. – А что же Лукерья мне давеча говорила?

– А Лукешка тут при чем? – настала очередь Григория удивляться. – Она все эти дни у Софьи обедала. Видать, экономит на харчах собственных!

– Так она мне написала, что с Марфой Симоновной говорила и та ей по секрету сказывала, ты девку какую-то обрюхатил, и она к государыне пошла, а Елисавета Петровна, пресытившись жалобами на похождения твои, отдала приказ тебя на этой девке женить!

Григорий с минуту изумленно смотрел на отца, осмысливая услышанное, а потом расхохотался.

– Вот оно что… Ну, Марфа, отомстила, так отомстила! – все еще посмеиваясь, гвардеец поднял стул и придвинул его к столу. – Лукешку тоже наверняка она в Питерсхофф позвала…