Приказано жениться - [52]

– Настя, а с чего ты так уверена, что розу Головина тебе прислала? – вдруг спросил он.

Девушка с изумлением посмотрела на гвардейца и вдруг поняла – переживает. Досадует на то, что бывшая любовница чуть не подвела невесту под гнев императрицы. На душе потеплело.

– Она записку прислала. А вместо подписи буква «Г». Так что либо ты, либо… – усмехнулась Настя. – Больше знакомцев с таким именем у меня нет.

– А записка та где? – поинтересовался Белов.

– Дома лежит.

– Можешь отдать?

– Не веришь? – обида вновь всколыхнулась.

Гвардеец покачал головой.

– Верю. Поговорить с ней хочу. С запиской оно надежнее будет.

– Не надо, – Настя вздохнула. – Она того и добивается, чтобы ты опять к ней ходить начал.

– А вот этому не бывать. Хотя… разок-то сходить придется, рыкнуть, чтоб более неповадно было шутки шутить! Пойдем? – не дожидаясь ответа, Белов подхватил невесту под руку и направился к воротам.

Глава 14

Путь оказался очень коротким. И в глубине души Настя уже жалела, что не осталась на фейерверх, как предлагал Григорий. Но, с другой стороны, в парке было слишком шумно, тогда как за оградой царила тишина, нарушаемая лишь птичьим пением.

Идти под руку с женихом, пусть даже нежеланным, было приятно. Если бы не платье, Настя бы прижалась к его крепкому плечу, как испокон веков делали деревенские девки, миловавшиеся с парнями по вечерам, но пышные фижмы мешали. Поэтому она, ссылаясь на неровность дороги, просто сжала пальцы.

До фрейлинских домиков добрались непростительно быстро. Григорий остановился у порога и с каким-то сожалением выпустил руку девушки:

– Вот и дошли. Спокойной ночи?

– Спокойной, – Настя улыбнулась и зашла в дом. Закрыла дверь. Прислонилась спиной, все еще улыбаясь. Постояла так, а потом, не зажигая свечей, направилась в комнату.

Глаши не было. Гадая, куда могла подеваться ее горничная, Настя щелкнула пальцами, зажигая свечу, стоявшую у окна. Неровный огонек осветил комнату, и девушка ахнула. Плетеные сундуки были перевернуты, вещи раскиданы по полу, на белоснежных рубашках красовались полосы сажи.

Фрейлинское платье, в котором девушка была на дежурстве, лежало на столе, на ткани виднелись уродливые темные пятна от чернил. Сама чернильница валялась рядом. Увидев это, Настя вскрикнула и подбежала к столу, но тут же замерла, поскольку в комнату влетел огромный волк.

Серовато-рыжая шерсть зверя была вздыблена, пасть оскалена, а золотистые глаза грозно сверкали. Не обращая внимания на девушку, зверь пробежался по комнате, внимательно принюхиваясь, и то и дело глухо порыкивая.

Убедившись, что в комнате кроме Насти никого нет, волк шумно выдохнул и повернулся к девушке.

– Гриша? – тихо прошептала она, моментально узнав золотистые звериные глаза. – Ты?

Зверь фыркнул и медленно, словно боясь спугнуть, сделал несколько плавных шагов к Насте. Ткнулся влажным носом в ладонь. Девушка вздрогнула. Хотя шерсть волка все еще топорщилась, а из груди то и дело вырывалось глухое рычание, но почему-то она не боялась. Наоборот, с огромным зверем стало гораздо спокойнее.

Высокий, поджарый, с мощной шеей и густой шерстью, в отблесках свечи отливавшей огнем, зверь стоял неподвижно, опасаясь резким движением напугать невесту. Насте захотелось обнять его, но она боялась, что зверь воспротивится подобной вольности.

– Можно? – только и спросила она, осторожно протягивая руку.

Волк насторожился, но тут же слабо вильнул хвостом, наклоняя голову. Все еще робея, девушка погладила его по огромной голове. На удивление, шерсть была мягкой и очень теплой. Зверь насторожено замер, и Настя, осмелев, засунула пальцы в густой мех.

Волк недовольно заворчал, скорее возмущаясь самой бесцеремонностью, нежели выражая протест. Потом осторожно взял Настину ладонь в пасть и потянул к выходу.

Они прошли к дубу, ставшему таким привычным для разговоров под ним. Волк отряхнулся и сразу же обернулся гвардейцем. Настя на всякий случай закрыла глаза руками – из обрывочных сведений, она знала, что из оборота человек выходил голым.

– Ты чего? – Григорий аккуратно отнял руки девушки от лица.

Она приоткрыла глаза и облегченно выдохнула: мундир, как, впрочем, и остальная одежда были на месте.

– А как это у тебя получается? – полюбопытствовала Настя.

– Оборачиваться? – нахмурился Белов.

– В одежде оставаться, – она вновь покраснела, а преображенец расхохотался.

– Вот оно что! – он вытер выступившие от смеха слезы и, все еще добродушно усмехаясь, продолжил. – Я и не знаю. Но такое лишь нам под силу. Потому мы и пребраженцы, а не оборотни: у нас тело изменяется, а разум остается человеческий. Да и мундир в целости, иначе не напастись сукна бы было.

– Вот как? – Настя посмотрела на взъерошенную светлую шевелюру Белова, вспомнила густой мягкий мех под пальцами и от смущения опустила взгляд. – Я не знала.

– А знала бы, так гладить не стала? – продолжил Григорий.

Девушка пожала плечами. На самом деле искушение погладить огромного и сильного зверя было слишком велико.

– Ладно, – отмахнулся Белов, зверь внутри все еще блаженно жмурился от воспоминаний, как тонкие девичьи пальцы перебирали шерсть. – Ты лучше скажи мне, почему дверь в дом не заперли?