Приказано - спасти... - [43]

Прислонившись головой к стойке нар, красноармеец переждал приступ слабости. Дождавшись пока перед глазами перестанут мельтешить черные точки, попытался осмотреться вокруг. Все также хлопал плохо закрепленный брезент. В полутьме можно было рассмотреть лежавших людей. Большинство то ли дремали, то ли просто лежали закрыв глаза. В торце фургона, возле прорезанного отверстия, Сиваков напряженно вглядывался вперед. На действия Семена он не обратил никакого внимания. Возможно, он просто не слышал как поднялся красноармеец. Или может, он просто спал с открытыми глазами? С другой стороны, действительно, что можно было расслышать в непрекращающемся скрипе и лязге?

Раненый, чья голова оказалась рядом с лицом Чекунова, скосил на него глаза и что-то произнес. Семен, не разобравший ни слова, наклонился ближе:

- Что?

- ...проснулся, говорю? А уж мы думали до утра проспишь. Докторша все тебя потревожить боялась.

- Докторша? - Чекунов обернулся. Оказывается все это время, его голова лежала на коленях Анастасии Ивановны. Сама же санитарка, видимо даже и не почувствовала, что с ног исчезла тяжесть. Прислонившись головой к поперечине лежака и уперевшись плечом в каркас лежака, она продолжала дремать. Из-за низко съехавшей на лоб косынки, лица почти не было видно. Только ввалившиеся щеки, да по детски открывшийся во сне рот. Правая рука ладонью доставала до грязных досок пола.

Семен потихоньку, чтобы не разбудить, переложил ее руку с замызганного настила на колени хозяйки, обтянутые грязноватой черной юбкой.

Сделал попытку встать, но не совладал со ставшим таким неуклюжим телом и завалился назад, больно стукнувшись об ребро стойки.

- Погодь, не рвись. - придержал его раненый, ухватив короткопалой ладонью за гимнастерку. - Все то вы молодые куда-то бежите, торопитесь.

- Да мне в тягач надо. Андрей то за рычагами не сидел. Как бы фрикционы не пожег!

- Ничего, не пожжет. Уже третий час едем. Значит научился. И ты ему зря не доверяешь. Оно же ясно, что сам все сделать пытаешься. А только нельзя так, не потянешь - надорвешься. Тяжела такая ноша для одного. Молодой ты еще, старше станешь - поймешь.

Семен внимательно посмотрел на лежавшего возле него раненого. Он помнил этого бойца. Там в бараке, он говорил, что был плотником, был ранен в руку и грудь. Сиваков звал его Иваном.

Серое лицо, заросшее такой же серой щетиной. Глубокие складки, избороздившие лицо и делавшие его гораздо старше. Забинтованная правая рука. Но тем не менее было видно, что человек не так уж и стар, просто перенесенные страдания наложили отпечаток на его тело и душу.

Чекунов ухмыльнулся:

- Сколько лет-то тебе, отец?

- А ты не скалься! - возмутился раненый. - Я тебе дело говорю. Сколько бы лет мне ни было - а все мои. И повидал я, поболе твоего.

- Извини. - успокаивающе положил руку ему на плечо Семен. - Не хотел я тебя обидеть. Правду ты говоришь. Но и меня пойми. Если что случится - моя вина будет. Я взялся везти, мне и отвечать. На других кивать не приучен.

- Не приучен, не приучен... Руки то у тебя одни. Да и голова - тоже. И в двух местах ты одновременно быть не можешь. Если ты свалишься, легче тут никому не будет. Товарищ военфельдшер так всем и сказал.

Семен обернулся в сторону Сивакова. И теперь уже совершенно ясно разглядел, что Борис Алексеевич дремлет, уткнувшись головой в брезент, и не выпуская из рук автомат. Все же было странно называть этим словом АВС-36. Обычно под этим названием представлялся ППШ. Или автомат Калашникова, хоть Семен и не застал их в армии. Желая увести разговор от неудобной темы, Чекунов спросил:

- А где Фира?

Раненый посмотрел на него с недоумением:

- Где же ей быть? На тягаче, известно. Когда тебя принесли, она отдала товарищу военфельдшеру автомат, сказала, что слишком длинный и неудобный. Взяла твой карабин и ушла на машину.

- Ладно. - Семен рывком поднялся на ноги. - Я все же пойду.

И почувствовал, как на плечо неуверенно ложится чья-то рука. Обернулся и посмотрел в глаза человеку с верхнего яруса. В такие незрячие глаза... Рука крепко сжала плечо красноармейца, причинив боль даже через толстую шинельную ткань. Хриплым голосом Маслеников произнес:

- Семен, все правильно тебе Иван сказал. Не вытянешь ты один. Как старший по званию, приказываю - отдыхать!

Семен поморщился от боли в плече, но все же возразил, хоть и протестовали против этого все его армейские привычки:

- Товарищ капитан, если фрикцион на тягаче сгорит - отдыхать будем все вместе.

- А если сгоришь ты, то фрикцион нам будет без надобности. Не бойся, я слышу, как машина идет. Сначала Андрей дергал тягач, но сейчас уже освоился. Так что - все нормально.

Будто бы опровергая его слова, фургон остановился. Слышно было, как двигатель тягача продолжает работать на холостых оборотах. Семен насторожился. Сделав шаг назад, выдернул из рук спящего Сивакова винтовку. Разбуженный военфельдшер заворочался, спросонья пытаясь понять, что происходит? Но Чекунову было уже не до того. Может, конечно, тягач остановился по какой-то безобидной причине. Но успокоиться можно будет только после того, как ситуация полностью прояснится...