Приказано обезвредить - [28]

Об одном из случаев тех лет я и хочу рассказать.

Было далеко за полночь, когда в моем кабинете раздался телефонный звонок.

— Попросите к аппарату начальника ОБХСС, — послышался незнакомый голос.

— Я вас слушаю.

Звонил инвалид войны, капитан Федоренко, требовал призвать к ответу директора базы рыбсбыта Александрова, спекулирующего пивом.

— Откуда вам это известно? — спросил я.

— Мой фронтовой товарищ работает на этой самой базе, — ответил он коротко, и в трубке загудело.

Шутка или действительный факт? Утром я пошел на пивзавод, попросил предъявить накладные за последние дни. Мне отвели свободную комнату — накладных было не менее сотни. Почерк неразборчивый. И проверка началась. Труды мои не пропали даром. В одной из накладных значилось: «Базе рыбсбыта для внутренних нужд отпущено пять бочек пива». Я вернул накладные бухгалтеру с рекомендацией заполнять их четко и разборчиво. Ведь это — денежные документы.

— Учтем, товарищ майор, — пообещала она.

Следующий мой визит был на базу рыбсбыта. Водителя, который возил пиво в Киев, нашел сразу. Высокий, белокурый парень в вылинявшей солдатской гимнастерке с нашивками за ранение охотно отвечал на мои вопросы:

— Давно на базе работаете?

— Второй месяц. Сюда прямо из госпиталя.

Андрей Скворцов (так звали водителя) воевал под Москвой, на Сталинградском фронте. Был командиром минометного расчета, сержантом.

Я попросил его не разглашать никому содержание нашей беседы и задал ему несколько вопросов.

— Ты в Киев пиво возил?

— Возил, — кивнул парень.

— Адрес найдешь?

— Найду.

— Тогда до встречи!

Согласовав с городским военным комиссаром вопрос о призыве на несколько дней сержанта запаса Андрея Скворцова, я поспешил домой — нужно было собраться в дорогу.

После обеда вместе с Андреем мы выехали на перекладных в Киев. Транспорт ходил плохо. Машины большей частью двигались на запад, туда, где еще грохотал фронт, а на восток лишь изредка проносились полуразбитые полуторки. Одну такую мы и поймали. Шофер, увидев голосующих, остановился.

— Куда едете? — спросил я.

— В Киев, товарищ майор.

— Нас возьмете?

— А вы меня не оставите в дороге? — улыбнулся он.

«Ну и шутник», — подумалось мне. Вместе с Андреем мы залезли в кузов. Но, оказалось, шофер нисколько не шутил. Минут через десять машина дернулась, чихнула и остановилась.

— Что так? — заглянул я в кабину.

— В моторе надо покопаться, — буркнул шофер.

Я вызвался помогать. Снял китель, засучил рукава. Тут и Андрей выпрыгнул из кузова. Втроем мы быстро устранили поломку. Но за первой последовала новая остановка… В общем, до города добрались поздним вечером. Порядком измазанные, усталые. Дежурный горотдела провел нас в пустой кабинет и, пожелав спокойной ночи, ушел. Утром начальник милиции по моей просьбе выделил в мое распоряжение трех оперативников.

— Как называлась улица? — спросил один из них, старший группы, уяснив поставленную перед ним задачу.

— Не знаю, — ответил Андрей. — Но приведу точно.

В первое послеоккупационное лето в Киеве еще оставались и работали частные буфеты, торгующие спиртным на разлив. В один из таких буфетов, расположенный в подвале разрушенного дома в районе Крытого рынка, и привел нас Скворцов.

По крутым ступенькам мы спустились вниз. Здесь и познакомились с хозяином — чернявым мужчиной с пышными усами.

— Спасибо, что зашли. Что будете пить? — обратился он к нам с ярко выраженным грузинским акцентом.

— Ничего, — ответил я и спросил, где хранится пиво.

Хозяин провел нас на склад — в полутемное помещение, где мы без труда по номерам обнаружили бочки из Житомира.

Хозяин поспешил заверить:

— Ворованного у меня ничего нет. Зачем?

На мой вопрос о цене каждой бочки он достал из кармана чистого, аккуратного халата небольшой блокнот, перелистал несколько страниц.

— По коммерческой цене, плюс дорожные расходы, плюс надбавка за оперативную доставку.

Назвал цену. Она в два с половиной раза превышала ту, по которой пиво было отпущено с завода.

— Вы давно знакомы с директором базы рыбсбыта Александровым? — спросил я.

— Месяца четыре, — последовал ответ.

Составив протокол, мы с Андреем вернулись в Житомир. Обратный путь оказался гораздо легче. Заручившись ордером на обыск, с двумя оперативниками я поспешил на квартиру директора.

Стоял теплый вечер начала лета. Центральная площадь города и прилегающие к ней улицы лежали в руинах. Люди ютились по подвалам, в наспех сколоченных верандах, в комнатках с тремя стенами (четвертая завешивалась одеялами) и просто в углах дворов, расчистив часть площадки от битого кирпича. Квартира Александровых поразила нас своей роскошью. Три комнаты на втором этаже были тщательно отремонтированы, со вкусом меблированы. Александров отдыхал на диване с газетой в руках.

— В чем дело? — изумился он, увидев милицию.

Я предъявил ордер на обыск.

Не буду перечислять всего, что было обнаружено в этой квартире, скажу только, что сумма денег составляла более 700 тысяч рублей, а также золото, бриллианты… Понятая — пожилая женщина — горько обронила: «Скольким из нас картошки порой бывает не на что купить…»

Я листал личное дело бывшего директора базы и не мог понять, что способствует такой деградации человеческой совести? До войны Александров окончил институт рыбного хозяйства, работал на Дальнем Востоке. Воевал… (Хотя, если быть точным, всю войну провел во втором эшелоне, был начальником крупного армейского склада. Имел выговор по партийной линии за злоупотребление служебным положением. Однако его быстро сняли. Почему?) «Тов. Александров во время наступления наших войск оперативно обеспечивал дивизии всем необходимым. Представлен к награде…» Все возможно. Возможно также, что родственник-генерал быстро уладил возникшее «дело». Ранений Александров не имеет. После освобождения Киева был отозван из армии как крупный специалист по рыбному хозяйству. Назначен на пост директора Житомирской базы. И вот тут во всю ширь развернул свою деятельность: сплавлял рыбу на черный рынок, менял ее на дефицитные товары. Деньги сплошным потоком текли в его карманы для ублажения изнеженной, манерной жены.