Приказ - [91]

Марошффи не сразу разгадал, с какой целью был задан этот вопрос. Он давно забыл о существовании молодой художницы, а Эрика никогда прежде не заговаривала о ней. Только теперь Альбин вспомнил, что он обещал Илоне навестить ее еще раз, а сам не только не сделал этого, но даже ни разу не позвонил ей. Интересно, что за это время произошло с ней? Жива ли она или, быть может, умерла?

Однако Эрика не дала ему возможности долго раздумывать над этим.

— Илона Туроци прислала тебе в подарок свою картину и сопроводительное письмо. Вернее говоря, это не картина, а какая-то детская мазня… Молодая женщина, похожая на шлюху, которая танцует со смертью… Причем намалевано все одной коричневой краской…

Проговорив это, Эрика отдала Альби письмо, которое он тут же вскрыл и начал читать.

«Дорогой мой господин! Я выполняю печальную обязанность. Это последняя воля моей умершей дочери. Передаю Вам картину моей незабвенной Илоны, которую она дарит Вам. Недавно мы похоронили ее на Фаркашретском кладбище. Перед смертью она часто вспоминала Вас, более того, даже ждала Вас. Она очень хотела написать Ваш портрет. Она говорила, что у Вас необыкновенно привлекательное лицо военного. С уважением…»

Прочитав письмо, Марошффи почувствовал угрызения совести. На него нахлынули воспоминания о девушке, вспомнилось все, что она ему когда-то говорила. Он протянул письмо Эрике, чтобы она прочла его. Однако Эрика даже не взглянула на письмо. Она взяла прислоненную к шкафу картину и поставила ее на стул так, чтобы на нее падал свет из окна, а потом спросила:

— Что ты намерен делать с этим? Надеюсь, не станешь вешать на стену?

— Бедная девушка… — тихо проговорил Альби и, сняв картину со стула, поставил ее на прежнее место лицевой стороной к себе. Глядя на картину, он невольно подумал о том, что смерть победила танцующую девушку.

Картина в тот же день исчезла из комнаты. Эрика унесла ее на чердак. Это только увеличило образовавшуюся между супругами трещину. Если бы они объяснились, то, возможно, обоим не пришлось бы столько страдать. Однако ни один из них не хотел начинать первым, а Сударыня не собиралась помогать им в этом. Она не сделала бы этого, даже если бы захотела, так как все свое время она посвятила улаживанию финансовых дел. В Будапешт в те дни поступали дорогие картины, захваченные на оккупированных территориях, гобелены, столовые сервизы, ценная мебель, драгоценности — короче говоря, вещи, в которые можно было вложить деньги. И Сударыня вкладывала в них свой капитал.

В середине марта, появившись неожиданно в доме Марошффи, барон Гот заявил, что они должны созвать семейный совет и пригласить его.

— Я только что был на приеме у министра финансов Пала Сенде! — начал он с подъемом. — От него я и узнал то, что сейчас и расскажу вам. Сегодня в совете министров состоялось бурное заседание. Господа министры рассматривали кое-какие актуальные вопросы, по которым они долго и горячо спорили. В конце концов они признали, что близок крах. Вместе с ними во главе стола сидел Каройи, совершенно убитый. По словам Сенде, он охотно отказался бы от должности в пользу Мартона Ловаси, но положение страны настолько критическое, что даже энергичный Ловаси не согласился взять власть в свои руки. Министр внутренних дел Винце Надь потребовал отставки правительства, немедленного ухода премьер-министра и создания нового правительства, состоящего исключительно из социал-демократов, которые, быть может, еще и могут что-то сделать. При этом Винце Надь ссылался на то, что в Германии и Австрии социалисты также согласились на переход власти в их руки, пообещав в этом случае поддержать порядок в своих странах…

— Ну и что? Уйдет правительство в отставку? — перебила барона Сударыня.

— Не знаю, — ответил барон. — Думаю, что нет. Однако что касается самого Сенде, то он принял окончательное решение. Он заявил своим коллегам-министрам буквально следующее: «Буржуазия потерпела крах, а следовательно, из этого факта необходимо извлечь уроки».

Сударыня с трепетом слушала барона, опасаясь прежде всего за свои капиталовложения.

Эрика нервно расхаживала по комнате, словно дикий зверь в клетке.

Марошффи думал о разрабатываемых им планах, внутренне чувствуя, что происходящие в стране события как бы подтверждают его правоту. Он даже подумал, что Бему все же придется согласиться с его планом, так как Венгрии нужна сильная армия и создать ее нужно очень быстро, не жалея ни сил, ни нервов.

А барон Гот тем временем продолжал излагать свои взгляды, хотя и в несколько ином варианте:

— Как умно поступил Важон, вовремя уехав в Швейцарию! Уезжая, он сказал мне: «В этой богом проклятой стране вот-вот начнется нечто такое, на что лучше смотреть издалека». Я лично уже собрался. Завтра уезжаю. Вам же я советую как можно скорее ехать за мной. Вот ваши паспорта. Никаких препятствий для вашего выезда нет. Дорогие вы мои, я сыт по горло здешней неразберихой, и, хотя у меня сердце обливается кровью, глядя на Венгрию, я уже ничего не могу сделать для нее.

На следующий день барон Гот действительно уехал за границу. В тот же день Марошффи получил по почте открытку с Заводской улицы от Юци Татар. Она просила Альби в один из ближайших дней навестить их под вечер: