Приказ №1 - [8]

— Ну что ж, не возражаю. Думаю, Алимов сделает это быстро и хорошо.

— Вот и прекрасно, — согласился Михайлов и предложил: — Пошли ко мне ночевать, заодно и поговорим толком.

— А поесть у тебя найдется?

— Обязательно. Мои хозяева даже бульбой почастуют.

— Ишь ты, — засмеялся Мясников, — скоро уже и белорусский язык будешь знать.

— Что белорусский, он ведь сродни русскому. Вот напомни, когда придем — расскажу, как я английский выучил.

У выхода их дожидался Алимов.

Мясников сказал:

— Роман, ты сегодня свободен. Завтра встретимся у меня, я дам тебе одно поручение. — Он повернулся к Михайлову. — Как будем добираться?

— Пойдем пешком. Здесь недалеко, подышим свежим воздухом.

УРОКИ АНГЛИЙСКОГО

В доме было тепло и уютно. От печи тянуло чем-то вкусным, словно хозяева знали, что будут гости, и специально готовились к их приходу. Но когда Михайлов и Мясников разделись и сели за стол, на котором уже стояли наваристый борщ, чугунок с парившей картошкой, тарелки с солеными огурцами и помидорами, мочеными яблоками, графинчик с наливкой, Антон Михайлович пояснил:

— Сегодня у нашего Алексея день рождения. Вот мы и решили со старухой отметить. Дожидались вас, Михаил Александрович, а тут и еще гость такой дорогой.

Хозяева хорошо знали Мясникова и не скрывали доброго расположения к нему. После того как выпили по стопке и закусили, Мясников спросил:

— Алексей пишет?

— Да, вчера два письма получили. Одно он писал полтора месяца назад — почта сейчас плохо работает, а другое отправил недавно, — пояснила Елена Петровна и кончиком платка утерла набегавшую слезу. — Ой, тяжко там ему, бедному, холодно да голодно...

— Перестань! — одернул жену хозяин — Война, кругом народ мается. Скажи спасибо, что жив.

— Где он сейчас? — спросил Мясников.

— Под Ивенцом, — угрюмо ответил Антон Михайлович и потянулся за графинчиком. — Давайте еще разок за него выпьем, может, икнется хлопцу, а думы о доме всегда душу согревают...

Засиделись в тот вечер допоздна. Говорили о войне, о связанных с нею тяготах, а когда Михайлов сказал, что Мясников останется на ночь, хозяева предложили: постелят ему на диване в комнате, где они ужинали. Но Александр Федорович отказался:

— Нет-нет, спасибо! Мы устроимся с Мишей у него, заодно и поговорим. Не часто доводится побыть вдвоем.

Хозяева приготовили в боковушке вторую постель — на полу. После короткого спора Михайлов все-таки заставил друга лечь на кровати. Лампу погасили и какое-то время лежали молча. Но вскоре Мясников нарушил молчание:

— Миша, сколько тебе лет?

— Скоро стукнет тридцать два, — и засмеялся. – А что?

— Да ничего, просто подумалось, что тебе довелось испытать за это время. Мне кое-что рассказывал Исидор Любимов. О тебе ведь в Иваново-Вознесенске целые легенды ходят.

— Иваново-Вознесенск сделал из меня революционера, — задумчиво проговорил Михайлов и вдруг предложил: — Хочешь, расскажу?

— Конечно.

— В пятом году мне пришлось переехать из Петербурга в Москву. Стал работать в Московском комитете партии. Но в начале мая был командирован в Иваново-Вознесенск. Там были сконцентрированы крупные силы рабочего класса. Условия жизни и работы — очень тяжелые: изуверская система штрафов, разных поборов, издевательства. Люди темные: по народному образованию Иваново-Вознесенск занимал во всей России одно из последних мест. Основательно сам засел за литературу, особенно — за работы Ленина. Удалось изучить историю революционной борьбы не только в России, но и в других странах, много времени уделял военной науке. Одним словом, и многое понял, и многому научился. Познакомился с Афанасьевым, Ноздриным, Варенцовой. Милые и добрые люди, настоящие революционеры. Мы создали регулярно действующие кружки, один из них даже был прозван Академией — так много давал он в деле обучения рабочих. Обзавелись типографией, которая печатала партийные издания, листовки, бюллетени. Мы их широко распространяли. Мне самому приходилось в то время очень много писать. Дальше — больше. Начали создавать отряды рабочих, которые именовались милицией. Обучили их владеть оружием, тактике уличных боев. Даже организовали производство оружия своими силами. Когда в декабре в Москве вспыхнуло вооруженное восстание, я с группой иваново-вознесенских и шуйских рабочих немедленно выехал туда. Сражались на баррикадах Красной Пресни, на Триумфальной площади...

— За это тебя и арестовали?

— Да. В ночь на 24 мая 1907 года. Схватили и посадили в шуйскую тюрьму. — Михайлов снова улыбнулся. — Знаешь, как меня в то время поддерживали рабочие! Повсюду прекратили работу, требовали моего освобождения. Царские холуи, чтобы раз и навсегда расправиться со мной, сфабриковали дело: якобы я покушался на жизнь урядника Перлова. В январе 1909-го состоялся суд. Конечно, приговорили к смертной казни через повешение. И висеть бы мне, Саша, если бы не протесты. Со всех сторон, вся общественность! Высшим судебным инстанциям пришлось отменить приговор. Охранке удалось добиться, чтобы меня судили по делу Иваново-Вознесенской партийной организации, — четыре года каторжных работ. Но, знаешь, слишком уж я насолил охранке, чтобы она довольствовалась четырьмя годами. Снова вытащили на свет божий дело о покушении на Перлова, и в сентябре десятого года я в третий раз предстал перед судом. Итог его был ясен с самого начала: смертная казнь. И опять многие люди поднялись на мою защиту. Но, сказать по правде, в то время я думал, что это конец. — Михайлов сделал небольшую паузу, а затем продолжал: — В камере смертников вместе с другими такими же, как я, дожидался своего часа целых семьдесят суток. Сидишь и ждешь, что вот-вот откроется дверь и пропитый голос назовет фамилию и прикажет: «Выходи с вещами!» Не спал каждую ночь до четырех утра: если к тому времени не вызывали — значит, у тебя еще сутки жизни. И вот знаешь, Саша, — Михайлов опять улыбнулся, — там, в камере смертников, я загадал: если выучу английский — долго жить буду. И так взялся за работу, будто действительно от этого зависело, жить мне на белом свете или не жить. И выучил английский! Заодно хорошо поработал и над литературой по политической экономии, праву и нравственности. Переворошил массу материалов на военную тему. Вот так, дорогой Саша, а ты удивляешься, что я по-белорусски пробую говорить.