Приказ №1 - [15]

Михайлов не спеша начал пробираться сквозь толпу поближе к губернаторскому дому. Окинул взглядом площадь перед ним, где выстроились солдаты Георгиевского батальона, другие дома, на крышах которых были размещены пулеметы, и ему сразу же вспомнился Петербург конца девятьсот четвертого года: бурлящие улицы и площади, демонстрации. Он тогда шел в первой шеренге студенческой колонны, крепко сжимая в руках древко транспаранта. Тогда же впервые был арестован полицией. «Первые аресты, первые ссылки... Собственно, всегда у человека что-нибудь случается впервые, — подумал он и вдруг вспомнил Соню. — Господи, кажется, я скоро женюсь, и тоже впервые».

И тут он увидел царя. Николай Второй вышел из подъезда первым и медленно двинулся вдоль ровных рядов стройных георгиевских кавалеров. За ним — пышная свита: великие князья, генералы, адмиралы, военные атташе союзных стран. Надменные, заносчивые, со скучающими лицами, они медленно, словно какие-то неземные существа, шествовали мимо толпящихся на тротуарах людей.

И вдруг один из генералов взглянул на толпу. Две пары глаз встретились: пустые, скучающие глаза генерал-адъютанта Иванова (его имя-отчество было Николай Иудович) и чуть прищуренные, светящиеся улыбкой глаза Михайлова. Неизвестно, о чем в тот миг подумал генерал, но глаза его стали вдруг осмысленными, в них мелькнуло беспокойство. Иванов отвел взгляд, через секунду снова быстро скользнул глазами по мужику в полушубке и пошел дальше.

«Черт возьми, — подумал Михайлов, — до чего же вы все жестоки! Какое холодное надо иметь сердце и какое сытое брюхо, чтобы даже бровью не повести, видя вокруг себя голод, лишения и разруху!»

...На конспиративной квартире Михайлова уже ждали Солдунов и Дмитриев, Фурсов и Навроцкий. Не успел он раздеться, как пришел и Жихарев. Михайлов поинтересовался, чем занимался Чарон.

— Как и договорились, — ответил, улыбаясь, Навроцкий, — составлял списки членов партии, переписывал адреса.

— Ну и как он, доволен?

— Что вы! Аж руки дрожат.

— Ну что ж, продолжайте. Главное, чтобы он не скучал и не ходил куда не следует.

Навроцкий спросил:

— Сколько дней планируете еще у нас быть?

— Послезавтра вечером уедем. — Михайлов повернулся к Жихареву. — Иван Валерьянович, побеспокойтесь, пожалуйста, о билетах.

— До какой станции брать?

— До фронта, — улыбнулся Михайлов и уже серьезно добавил: — В район Ивенца — Молодечно. Смотрите сами, куда дадут, нам лишь бы в те края попасть.

После этого приступили к подробному обсуждению положения дел в Могилевской губернии. В конце Михайлов попросил Фурсова и Жихарева собрать в день отъезда партийный актив и предложил:

— Ну что, друзья, будем обедать?

В МОСКВЕ

Январь тысяча девятьсот семнадцатого года в Москве выдался морозным. Но не это, пожалуй, определяло жизнь второй столицы: в воздухе висело предчувствие близких и решающих перемен. Забастовки рабочих все чаще перерастали в вооруженные схватки с полицией и жандармерией.

В воинских частях шло брожение.

Алимов был не из робкого десятка, но, очутившись в огромном городе, на первых порах растерялся. Перед глазами мельтешили тысячи людей, с грохотом и пронзительными звонками проносились трамваи, обдавали прохожих дымом автомобили, громко кричали и стреляли кнутами извозчики.

«И как только здесь люди живут? — с ужасом думал Роман. — Не попадешь под автомобиль, так лошадь затопчет».

Трамвай — та же конка, только без лошадей — не вызывал в нем опасений: у него своя дорога, с рельсов не свернет. Да еще и поможет добраться по адресу, который дал Михайлов.

Поправив на голове шапку, Алимов начал действовать. Казалось, мытарствам не будет конца. Где на трамвае, а где пешком он исколесил пол-Москвы. В конце концов, не выдержав, нанял стоявшую на углу пролетку. Извозчик — мужик в огромном тулупе — скумекал, что пассажир — новичок в Москве, и решил попетлять, чтобы побольше содрать с него. Но Алимов, который в уме уже давно прикидывал, с какой суммой он может позволить себе расстаться, заметил что слишком уж часто их пролетка сворачивает в переулки.

— Ты, браток, лошадь бы пожалел, а то у нее, бедной, башка закружится от этих петляний.

Извозчик оказался человеком сметливым — перестал нагонять деньгу. Проехали по Тверской, и через полчаса Алимов был у цели. Расплатившись, он для верности еще раз взглянул на номер дома и через арку вошел в небольшой, не чищенный от снега двор. Нашел нужный подъезд, потянул на себя дверь и оказался в полутемном коридоре. Где тут третья квартира? Ага, вот она! Алимов постучал — тихо. Постучал еще раз — и опять тишина. Тронул за ручку — дверь открылась. В конце еще одного длинного коридора, освещенного электрической лампочкой, виднелась дверь. Алимов, смущенно оглядываясь на следы, которые оставались от его мокрых валенок, подошел к ней и постучал. Открыл сравнительно молодой мужчина. Глубоко посаженные глаза смотрели настороженно.

— Вам кого? — не здороваясь, спросил он, а сам быстрым взглядом окинул коридор — один ли пришел неизвестный.

— Здравствуйте, мне бы господина Катурина.

— А зачем он вам?

Алимов понял, что перед ним тот самый человек, который ему нужен. Приметы совпадали, да и голос сухой, недоброжелательный. Вспомнились слова Михайлова: «Не удивляйся, если что покажется не так. Парень он добрейший, но не любит выставлять это напоказ».