Прихоти любви - [45]

Клодина отказалась от своей поездки. Когда она заговорила о ней, герцогиня разрыдалась и сказала: «Поезжайте, я не могу вас удерживать!» Девушка растрогалась и обещала остаться.

Придворная карета приезжала за ней все раньше и раньше. Привязанность высокопоставленной дамы к девушке все увеличивалась, а она была теперь совершенно спокойна, когда ехала в экипаже герцогини или сидела в будуаре, разговаривая и читая вслух. Иногда поспешно и без доклада входил герцог, встречаемый радостным восклицанием жены, но Клодина не боялась больше встреч с ним. Он не смотрел на нее горящим взглядом, не искал повода остаться с ней наедине. Она была уверена, что он сдержит свое княжеское слово, она хорошо знала его по рассказам герцогини-матери. О многих его безумных проделках рассказывала ей старая герцогиня, о том, как много она плакала и молилась, чтобы ее сын не погиб в диких кутежах своей молодости… «И все-таки, – добавляла старушка, – это было только избытком юношеских сил, сердце его всегда оставалось благородным, и им всегда можно было управлять, найдя настоящее слово».

И Клодина думала, что она нашла это слово. Она принадлежала к тем благородным натурам, которые не могут успокоиться, пока не найдут хороших сторон в человеке, а найдя их, вполне прощают за все. Она молчаливо простила герцогу, когда увидала, как он борется со своей страстью, как старается терпеливо относиться к герцогине, терпеливее, чем прежде, и как в ней самой чтит друга матери своих детей… Клодина была убеждена, что в этом положении ограждена от любви и ненависти. Она писала герцогине-матери: «О, если бы вы, ваше высочество, знали, как я счастлива от постоянного общения с этим благородным сердцем. Я только думаю, чем могла заслужить дружбу этой неординарной души. Даже то, что вы, ваше высочество, порицали в ней, не кажется недостатком при близком знакомстве с герцогиней. Ее высочество не выставляет напоказ свою любовь к супругу, напротив, она до того полна ею, что ей пришлось бы притворяться, если бы она хотела скрыть ее».

Клодина казалась оживленнее, чем прежде. Она с нетерпением ждала карету, которая отвозила ее в Альтенштейн, потому что забывала свое горе в окружающей больную атмосфере, проникнутой мыслью о смерти…

Однажды герцогиня, робея, как институтка, дала девушке две тетради – это были маленькие стихотворения, ее сочинения. Сначала ликующие песни невесты, потом глубоко прочувствованные слова счастья молодой жены, наконец, стихи, писанные у колыбели сыновей.

Может быть, стихи были слишком сентиментальны, но Клодина помнила, чьи это сочинения, и нашла, что они хорошо и вполне выражают и настроение полного счастья, и мрачное предчувствие беды. Там было и несколько странно задуманных новелл. В них действовали двое людей, любящих друг друга превыше всего и разлученных навеки волею злого рока, но никогда – по вине одного из них… Клодина дивилась грустным развязкам, но не говорила об этом, чтобы не огорчать и без того склонную к печали герцогиню.

Прошла неделя. Гости Нейгауза не нарушали покоя герцогини, как она того боялась сначала… Принцесса Елена иногда врывалась как вихрь в ее комнату, но всегда страшно спешила назад к «дорогому ребенку сестры». Старая принцесса лежала целые дни на кушетке с больной ногой. Клодина виделась с Беатой только однажды, когда она рано утром пришла в Совиный дом, чтобы рассказать о некоторых привычках маленькой принцессы, и принесла массу сладостей. Она сочувственно отозвалась о новых порядках Совиного дома, вообще же была молчалива и удручена; на вопросы Клодины отвечала, что желает только одного: не состариться за эти четыре недели. Дело оказалось гораздо хуже, чем она предполагала: в целом доме не было уголка, где можно было бы спастись от этого блуждающего огонька – маленькой принцессы, а Лотарь на ее жалобы только пожимал плечами.

Клодина опустила голову, ожидая удара, который разрушил бы последнюю надежду, но Беата остановилась и заговорила о другом – о том, что Берг с каждым днем становится невыносимее и что она, очевидно, имеет большое влияние на принцессу Елену. «Но мне все равно», – добавила Беата.

Сегодня благодаря великолепной погоде герцогиня приказала подать чай в парке, в том месте, где он сходится с лесом, на той самой лужайке, где заснула вечным сном жена Иоахима.

Гамак, в котором лежала герцогиня, висел под вековыми дубами, а Клодина в белом легком платье сидела рядом с ней на удобном бамбуковом стуле, обтянутом парусиной, и читала вслух. Напротив нее на лакированном японском столике лежало вечное вязание фрейлины фон Катценштейн, которая стояла в стороне, готовя все к чаепитию.

Под тенью группы каштанов герцог, два старших принца, гувернер, ротмистр фон Риклебен и Пальмер играли в кегли.

Радостные восклицания, смех детей и стук шаров доносились к дамам, и герцогиня смотрела туда полными счастья глазами.

– Остановитесь, Клодина, – попросила она. – День прекрасен, солнце ясно, а рассказ так мрачен. Он кажется мне неестественным. Как вы думаете, что еще случилось с обоими героями?

– Ваше высочество, я думаю, что конец будет трагичен, – сказала Клодина и отложила книгу.