Приходите в мой дом. Разговоры по душам о России, о вере, о любви. Золотые хиты - [18]

Шрифт
Интервал

И последний вопрос, Вика. Как человек духовно состоявшийся и познавший земной успех, можете ли вы сказать, что разобрались со смыслом жизни?

Я живу, чтобы любить, творить и совершенствоваться в духовном плане. Только тогда ты можешь посеять на этой земле много любви и много добра. И подать другому человеку руку помощи…


Беседовала Татьяна Феоктистова Интернет газета «Радио ШАНСОН», Ноябрь 2010, № 4


Очи черные
Над обрывом гнется ива,
Сердце рвется в облака.
Что ты, Русь, глядишь тоскливо?
Отчего печаль-тоска?
Где твоя былая удаль,
Золотые времена?
Эх, сударыня, эх, сударь,
Не осталось ни хрена.
Очи черные, очи жгучие,
Мы до одури невезучие.
Эх, гуляли мы, эх, проказили,
Очи черные душу сглазили.
В небе утки пролетели,
Полоснул ножом закат.
Эх, в России жить умели —
Церкви до сих пор стоят.
То ли мы коней загнали,
То ли браги опились —
Мы Россию потеряли,
В полутьме проходит жизнь.
Запрягу я тройку резвых,
Над обрывом помолюсь.
Пожалей ты нас, нетрезвых,
Матушка — Святая Русь!
За грехи прости, родная,
Не таи на сердце зла.
Все вернется, я же знаю,
Лишь бы с нами ты была.
Церковь белая
Нынче нет дождя, лишь предчувствие,
И тоскливо мне до безумия.
Ветер облака тащит волоком,
А в душе гудит медный колокол.
Я не буду пить — дело сделаю:
Не в кабак пойду — в церковь белую.
По дороге в храм нет ни камушка.
Отпусти грехи, светлый батюшка,
Церковь белая знала много бед,
Сто свечей горит, только света нет.
Объясни, отец, отчего все так:
Вроде день стоит, а на сердце — мрак,
На душе темно, в голове туман,
Взгляд куда ни кинь — все сплошной обман.
Даже в храме нет мне спасения.
В чем же мне искать утешения?
В чем же мне искать утешения?
Мне бы взять сейчас да с ума сойти,
Вместе с нищими встать на паперти.
Только знаю я: есть на небе Бог,
Он меня забыл, но другим помог.
Верю, правда есть на земле моей,
Где-то меж людей, где-то меж церквей.
Пусть считают все меня стервою,
Но пока живу, значит, верую,
А пока живу, значит, верую.
Родимый край
Париж, Нью-Йорк, Оттава и Харбин —
По всей Земле судьба нас раскидала.
Нам не глотнуть России горький дым,
Свой тяжкий путь нам не пройти сначала.
Сейчас в России крупный снег идет,
И ивы гнутся вдоль замерзшей Волги.
И ностальгия спать нам не дает,
И наши дни так муторны и долги.
Любимый край, родной мой дом,
Как без тебя тоскливо мне живется!
Родимый край, мой детский сон,
Тебя увидеть вряд ли мне придется.
Париж, Нью-Йорк, Оттава и Харбин —
Здесь ресторанов русских очень много.
Под балалайку пьем мы и грустим,
И даже в Рождество нам одиноко.
Нам часто снится белая зима,
Рябины гроздь, крещенские морозы,
И кажется, что сходим мы с ума,
Когда шумят канадские березы.
Любимый край, родной мой дом,
Как без тебя тоскливо мне живется!
Родимый край, мой детский сон,
Тебя увидеть вряд ли мне придется.
Мамаша-жизнь
Осенний дождь заплачет над дорогой,
Мою звезду закроют облака.
Мамаша-жизнь, не будь такою строгой,
Ты хороша, но слишком коротка.
Не гони семерку дней галопом,
Не спеши, дай вволю подышать,
Я успею на свиданье с Богом —
Этой встречи мне не миновать.
Дай горечи еще разок напиться,
И счастье дай в ладонях подержать.
Мамаша-жизнь, не надо торопиться,
Что суждено, того не избежать.
Не гони семерку дней галопом,
Не спеши, дай вволю подышать,
Я успею на свиданье с Богом —
Этой встречи мне не миновать.
Увидеть дай еще раз бездну неба,
Мамаша-жизнь, прости мои грехи,
Смолистый дух и вкус ржаного хлеба
Ты на дорогу мне прибереги.
Я прошу, ослабь чуть-чуть поводья,
Жизнь моя, стрелою не лети!
Встреча с Богом, дальше — Преисподняя,
У меня другого нет пути.
Цыганка
Мне цыганка не гадала,
Не просила серебра,
Что упало, то пропало,
Там, где худо — нет добра.
Что мне знаки на ладони,
Что мне карты на столе —
Дни мои летят, как кони,
Удержаться бы в седле.
Погоняй, не погоняй,
Дни недели — семь коней,
Что гадай, что не гадай,
Не вернешь семерку дней.
Семь дорог мне выпадало
Без гаданья по руке,
И любовь меня качала
Лунной ночью на реке,
И мечты мои сбывались,
И горели на ветру,
Серым пеплом разлетались
Ранней зорькой поутру.
Погоняй, не погоняй
Дни недели — семь коней,
Что гадай, что не гадай,
Не вернешь семерку дней.
Но чего душа хотела,
Получила не сполна.
Что болело — отболело,
Отгорело дотемна.
Не предскажешь путь-дорожку —
Постелить бы, где упасть.
Привыкаю понемножку:
Что ни карта — то не в масть.
Погоняй, не погоняй
Дни недели — семь коней,
Что гадай, что не гадай,
Не вернешь семерку дней.
Играй, тальянка
Что же ты наделало, горе-телевиденье!
Пишет тебе девушка с дальнего села.
Если б ты приехало, то б тогда увидело,
Что у нас на почве секса крыша потекла.
У нас нудистов больше, чем баптистов,
А секс-меньшинств, пожалуй, большинство:
Из мужиков лишь пара коммунистов,
А остальное — голубое меньшинство.
Играй, тальянка, тоскуй, тальянка,
А по ночам на танцы не пройти:
То голубой, а хуже — лесбиянка
Тебя поймают, и… Господь, прости!
Мы кина насмотримся — ходим как вареные,
Мысли окаянные кружатся в башке,
Знаем мы все способы, даже извращенные:
Многим удавалося аж на потолке.
Здесь лесбиянок больше, чем поганок,
У нас грибов бескрайние поля.
Бывало, встанешь утром спозаранок,
А лесбиянками усыпана земля.
Играй, тальянка, тоскуй, тальянка,
А по ночам на танцы не пройти:

Рекомендуем почитать
Максим из Кольцовки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Когда мы слышим имя Владимир Набоков, мы сразу же думаем о знаменитом писателе. Это справедливо, однако то же имя носил отец литератора, бывший личностью по-настоящему значимой, весомой и в свое время весьма известной. Именно поэтому первые двадцать лет писательства Владимир Владимирович издавался под псевдонимом Сирин – чтобы его не путали с отцом. Сведений о Набокове-старшем сохранилось немало, есть посвященные ему исследования, но все равно остается много темных пятен, неясностей, неточностей. Эти лакуны восполняет первая полная биография Владимира Дмитриевича Набокова, написанная берлинским писателем Григорием Аросевым. В живой и увлекательной книге автор отвечает на многие вопросы о самом Набокове, о его взглядах, о его семье и детях – в том числе об отношениях со старшим сыном, впоследствии прославившим фамилию на весь мир.


Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

Книга Орсы-Койдановской результат 20-летней работы. Несмотря на свое название, книга не несет информативной «клубнички». касающейся жизни человека, чье влияние на историю XX века неизмеримо. Тем не менее в книге собрана информация абсолютно неизвестная для читателя территории бывшего Советского Союза. Все это плюс прекрасный язык автора делают эту работу интересной для широкого читателя.


Просветлённый бродяга. Жизнь и учения Патрула Ринпоче

Жизнь и учения странствующего йогина Патрула Ринпоче – высокочтимого буддийского мастера и учёного XIX века из Тибета – оживают в правдивых историях, собранных и переведённых французским буддийским монахом Матье Рикаром. В их основе – устные рассказы великих учителей современности, а также тибетские письменные источники.


Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


Дипломатический спецназ: иракские будни

Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.