Приговоренный - [19]

Потом я вытер рукой тумбочку, хотя ноги у меня не были грязными и я не наследил. Но я поленился убирать свои отпечатки с оконной рамы, не стал оставлять вместо них пальчики мертвеца. Это уже по большому счету не имело никакого значения.

После чего я, не одеваясь, бросился к двери, стал колотить в нее. Вертухай прибежал быстро, открыл окошко в двери.

— Чего тут? Сделал?.. — Он заглянул в камеру, увидел меня вместо Исрафила, резко отпрянул, через миг опомнился и спросил: — Чего тебе?

— Сосед мой!.. — Я показал за спину большим пальцем. — Он повесился.

— Как так? — Вертухай никак не хотел верить тому, что ясно видели его глаза.

Даже при свете предельно тусклой лампочки окно камеры хорошо просматривалось от двери.

— Просто. Я проснулся от сквозняка. Дуло в ухо. Хотел под одеяло с головой нырнуть, глаза открыл, а он висит. Снять его надо. Может, еще откачать получится?

Войти в камеру, как я рассчитывал, вертухай не решился.

Он обернулся в ту сторону, откуда пришел, и громко прокричал:

— Шамиль! Быстрее фельдшера вызови. Тут повешенный!

Помянутый Шамиль, как я понял, сразу схватил трубку служебного телефона.

Вертухай еще раз заглянул в дверное окошко, увидел, что я стою раздетый, без кинжала в зубах, и наконец-то решился войти. Он пытался вставить трясущимися руками ключ в замочную скважину, но никак не мог попасть в нее. Наверное, его подсознание все-таки видело во мне смертельную опасность и мешало ему войти.

Я отошел от двери и начал быстро, по-армейски, одеваться. Когда вертухай все же вошел в камеру, я уже и обулся. Осталось только шнурки на берцах завязать, но сделать это было невозможно за неимением таковых.

Время для атаки, о которой я подумывал, было потеряно, поскольку в коридоре уже слышались торопливые шаги второго вертухая. Он не стал дожидаться прихода фельдшера, чтобы открыть ему дверь на этаж. Из этого я сделал вывод, что там есть еще как минимум один человек, который может это сделать.

В этот момент любые действия потенциального противника были для меня источником информации. Я впитывал ее в себя, запоминал механически, не заботясь об этом. Так обычно бывало в боевой обстановке. Когда возникнет необходимость, мозг освежит воспоминания и подскажет правильные действия.

Внезапно я осознал, что обстановка для меня и в самом деле боевая. Я по большому счету находился на переднем крае, хотя еще точно не определился, с каким противником воюю, что могу предъявить ему, кто мой союзник в этой схватке. А сделать это уже стоило.

Когда поднимал тревогу, я рассчитывал на приход одного вертухая, четко продумал каждое свое слово, любое действие. У меня нет и не может быть ножа, но он скорее всего есть у вертухая. Значит, я должен потребовать его помощи для снятия тела. Вдруг можно еще откачать человека, сделать ему искусственное дыхание или просто надавать звучных пощечин, привести в сознание?

Для этого вертухай должен будет встать на тумбочку. Я приподниму тело за ноги, а он обрежет ремень. Потом я свалю тело не на свободную шконку, а на ноги вертухаю, сделаю это нечаянно. Силы мои небеспредельны. Я не могу вечно держать такого тяжелого человека, как Исрафил. Зря, что ли, на похоронах гроб выносят как минимум четверо крепких мужиков.

Потом я слегка подсеку вертухая под ноги. Конечно, в классике жанра этот прием выполняется ногами, но можно и руками управиться. Особенно если изобразить собственную потерю равновесия. Тогда я обойдусь без удара, сумею четко направить давление.

Согласно моему замыслу и старанию, вертухай упадет на мою шконку. Я одним движением окажусь сверху и нанесу только пару ударов. Наверное, хватит и одного. После чего в моих руках окажется нож.

Пистолетом мне, к сожалению, разжиться не удастся. Внутри СИЗО персонал несет службу без оружия.

Второго вертухая я просто дождусь у двери и заберу у него ключи. А с фельдшером побеседую по душам у выхода с этажа.

Но первый вертухай оказался слабоватым духом. Он не решился в одиночку войти в камеру к нам, живому и мертвому. Второй же поторопился прийти.

Я в срочном порядке стал менять свой план. В общем-то, больших размышлений тут и не требовалось. Пусть первый надзиратель выполняет свою работу. Я сшибу его с тумбочки просто руками, а на второго сброшу перед этим тело Исрафила. Основная разница будет заключаться в том, что мне придется наносить на один удар больше, вот и все.

Я нисколько не сомневался в том, что смогу без проблем отключить двух противников. Это у меня всегда прекрасно получалось, поскольку обучался я у хороших инструкторов. Конечно, я не испытывал свой удар в боевой обстановке и даже на улице в драки не ввязывался, но в учебных схватках инструкторы требовали от меня не бить в полную силу.

Второй вертухай влетел в камеру и озабоченно сморщил узкий приплюснутый лоб.

— Надо срезать ремень, — сказал я. — Вдруг его еще откачать можно? Есть у кого нож? — Я посмотрел на тех парней, которые были причастны к попытке убить меня.

Взгляд мой был таким растерянным, что они ничего не заподозрили. Естественно, доверить нож подследственному никто не решится. Поэтому первый вертухай, как я и предполагал, полез на тумбочку.