Приговоренный к жизни - [18]

— Помолчи немного, — я взял милую за руку и повел к окну:

— Не бойся… Ведь если ты и вправду поверила в меня — ты отныне все сможешь. Сейчас мы сделаем одну вещь, Син. О ней написано в сотне книг, ты видела это по телевизору — не раз, поручусь. И думала, наверно это неплохо. Тебе снилось это, волновало, как непристойные девические сны. Но только не бойся.

— Я прыгну, — решительно сказала Син. Умная девочка, она все поняла.

— Мне не страшно… или да, но я люблю тебя больше. (Она впервые сказала мне об этом…)

— Руку… — сказал я властно, — и не бойся ничего.

— Эй, вы чего? — спросил американец с голубыми глазами, — это что за издевательство?

— Вот ты сидишь здесь и думаешь, что представляешь из себя что-то ценное для космоса. А на самом деле… Смотри сюда — это высшая сила. Кто делает так, того не держит земля. Кого же она держит — как он решится держать ее сам? Объясню тебе, неглупый Ангус Айрем: прежде чем грезить о власти над миром, освободись сперва сам от его власти над собой. Не то я обижу тебя, перешагнувшего мой порог без должного почтения. До встречи, — я толкнул ногой раму, обнял юную леди и шагнул вперед. Земля полетела под нами, а ветер обнял нежно. Я поцеловал Синтию, восхищенный ее бесстрашием, и посмотрел вниз. Мы летели высоко над крышами домов, и вечер уже зажигал над городом первые фонари.

Ангус Айрем высунув голову смотрел с балкона, как мы летали над этажами. Ни слова не произнес он, встречая нас, только приоткрыл балконную дверь и налил по чашке чая.

— Что вы хотели сказать о сценарии? — спросил я громче, чтобы он услышал в этой тишине. Айрем ожил:

— Да, сэр. Сценарий, сэр. Вы… вы имеете идеи о сценарии?

— У меня их в голове великое множество, Айрем. Я постоянно присутствую не только здесь, но и в множестве историй, проносящихся перед моим взором — там… Потому я иногда отвлекаюсь и не могу понять, о чем вы таком говорите.

— Даже сейчас вы что-то такое видите? — спросил он недоверчиво.

— Даже сейчас. Нас вдруг прервал дворецкий, объявивший, что «имеет сообщить мне нечто весьма важное». Айрем поспешно откланялся, пригласив меня назавтра посетить его awards и, быть может, даже выступить.

— Зачем ты приехал, почтенный мой друг?.. Я вышел в соседнюю комнату, оставив мою леди, как только мне доложили, что внизу меня ждет гость из Москвы. Мой старый знакомый — хранитель стоял внизу смешной и наивный здесь в своей шапке-ушанке, печально уставившись на статую, изображающую Афину, утром однажды проснувшуюся в Свинодрищеве (о ужас, незабываемая сцена). Он отер пот со лба, падая в кресло без моего разрешения. Первый гость из России за целый год — и такой застреманый оказался, надо же.

— Год я ждал твоего ответа, — напомнил он мне, — ты хочешь владеть миром? Не так, как здесь. Зачем ты сидишь здесь в обществе пресыщенных извращенцев, зачем, черный принц?

— Я хочу… Но мне проще взорвать стакан воды прямо на столе или заставить девчонку быть без ума от меня, все забыть; а вот играть в политические игры мне совсем не хочется. Вернее, я не умею. Но я поверил тебе — я буду тем, кем рожден, тебе не придется просить дважды. Что я должен делать, чтобы столкнуть камень?

— Вернуться.

— Вернуться… Хорошо. Распорядись о билетах — скажи, это от моего имени. Мы можем выехать через неделю. Он высокопарно неслышно низко склонился передо мной. Я поднялся наверх, понимая, что предстоит прощаться со всем, что вокруг. И с ней — в первую очередь. Я не возьму ее с собой, этого нельзя даже представить. Мне осталось только ходить по огромному залу, полному дурманящих ароматов темноты, медленно, из стороны в сторону. Год проведен здесь, бессмысленный прекрасный год. Время псу под хвост, но это не зря. Не зря, потому что я перестал теперь отличать день от ночи, явь от сна, себя — от того, кто я на самом деле есть. Я стал забывать ту жизнь, которая была раньше, понимая, что она не вернется уже — никогда. Только и осталось мне сидеть у роскошного камина и сжигать письма, которые никто не прочтет… Думаю, Синтия понимала, что со мной, только не решалась сказать. Она взяла меня за руку.

— А что ты видел? — спросила она.

— Тогда?..

— Мне так нравится слушать тебя, Даэмон. Поверь, твои сказки волнуют не меньше, чем даже полет в холодном осеннем безоблачном небе, что впервые…

3. ВЕЧЕР 6 НОЯБРЯ

Им зажгли фонари на крышах… И стало светло, как в сказке. Впрочем, они и были там, но не догадывались еще. Шаг навстречу… кто ты, прекрасная принцесса? Она засмеялась:

— Нет, ты ошибся. Я совсем не такая, нет…

— Для меня — да, — отвечал он. — Я вроде видел тебя во вчерашнем сне, ты там еще со зверями была. Это не я была, сказала она. Подожди минуту, я помогу тебе… И протянула руки к его лицу, снимая дурацкие репейники. Тебе не больно? Нет… но скажи, разве не ты? А кто же тогда ты?

— Я — бред шестого ноября…

— То есть сегодня?

— То есть вчера… Милая! — прошептали его губы. Беззвучно, он не хотел, чтобы она услышала. Она и не услышала, просто повела его на чердак и там поцеловала. А вокруг гуляли карнавальные люди, искусственные, бессмысленные. Дважды они задевали его, и он отстреливался. Бах, бах. Двоих нету. А ее поцелуй… его еще чувствовали губы и сено в волосах тоже… Как там, на чердаке. Эта таинственная барышня, нездешняя, ненастоящая. Она была или как? Видимо, нет; просто эта странность опять — которая в голове, когда будто уходишь из А в В и возвращаешься в С… Другой мир, да? Громкие сигналы это машины машины… Он обернулся на середине улицы. Движение остановилось и они сигналили ему, сигналили. Fuck you all… — сказал Дардаэдан и медленными шагами пошел на тротуар. Разноцветные железки поехали себе дальше. В небе летал чей-то ужин, сзади лаяли. 23.28. Кажется, мир пуст. Вау. А тогда… тогда мы поднялась на чердак какой-то и ты дала себя целовать и не… Когда ты в этом красном платье оказалась на столе, такая грациозная… хотя откуда здесь стол…