Приговоренные к пожизненному - [59]

Он ничего не ответил на это.

— Та девушка в пятницу вечером в кафе, Бив, она спросила, был ли я твоим парнем. Ты сказала, что подумаешь об этом.

— Верно.

— Ну, ты больше не думала об этом?

— Ты должен знать обо мне кое-что, Джордан. Я не особо крута в этих всех делах, связанных с отношениями. Именно поэтому, наверное, со мной обращаются всё время, как с дерьмом. Всё, что я могу тебе сказать, так это то, что я наслаждаюсь временем, проведённым с тобой, но не планирую оставаться в этом городе навсегда. Когда я соберу немного денег, то уеду. И если ты такой же умный, как я предполагаю, то ты поступишь так же.

Он вздохнул и прошёлся рукой по волосам, убирая их с глаз.

— Я никогда не поступлю с тобой так же, как те парни, Торри, обещаю. Но, да, я понял.

Я знала, что он был разочарован моим ответом, но я пыталась быть настолько откровенной, насколько это возможно. И выражение на его лице говорило мне, что это не было тем, что он хотел услышать.

Я попыталась подумать о том, что бы сказать ему, чтобы отвлечь.

— Итак, расскажи мне о своих татуировках, — сказала я, проводя пальцем вдоль рисунка в виде колючей проволоки, которая тянулась из-под рукава футболки и до локтя, — они предлагали вам разные виды татуировок или как?

Он бросил на меня взгляд, который говорил мне, что он знает, что я делала, и затем криво улыбнулся мне.

— Не совсем так. Для начала, это нелегально. Тебя могут застукать и добавят ещё сто восемьдесят суток к твоему приговору за каждое нарушение. Думаю, это не имело бы особого значения, когда я столкнулся с попыткой обвинения меня в убийстве, но скорее всего они записали это в моё личное дело, когда переводили из колонии для несовершеннолетних в тюрьму, — он покачал головой. — Одну из заметок, которую они сделали в моё личное дело.

Его выражения на лице помрачнело, и я могла видеть, как глубоко он погружается в это настроение.

— Так ты был кем-то вроде правонарушителя ещё даже в колонии? — спросила я, надеясь разрядить внезапно помрачневшую атмосферу.

Она пожал плечами.

— Думаю, да. Я сделал её сам.

Он вытянул левую руку, и я увидела слово «любовь», сделанное на тыльной стороне запястья. Я вспомнила, что видела её в первый день нашей встречи.

— Кажется немного странным выбор слова, которые ты набил себе, пока был в тюрьме, — я толкнула его в плечо, — ну, если только ты не признаешься мне, что был влюблён в сто тридцатикилограммового байкера по имени Грэхем.

Он попытался улыбнуться.

— Нет, никаких байкеров. Я сделал эту татуировку в честь своего брата. Я любил Майки. Я имею в виду, он был моим старшим братом, но ты ведь не любишь людей только потому, что они твоя семья.

Я была уверена, что он думал о своих родителях в тот момент.

— Майки был всем миром для меня; лучший парень, которого можно было бы встретить. Все любили Майки.

Он вздохнул, и я наблюдала за мрачным погружением снова.

— Его было легко полюбить. Не то, что меня. Поэтому тату служило мне напоминанием, что не важно, как я был зол на себя, на всех окружающих, Майки всегда был полон любви. Не знаю, что-то вроде того. Мои мысли были в не наилучшем состоянии тогда. Да и сейчас, — прошептал он.

— Первый раз, когда я увидела эту татуировку, то подумала, что у тебя, вероятно, набито слово «ненависть» на втором запястье, или под коленом, или где угодно. Ну, знаешь, как у того страшного священника из фильма «Ночь охотника».

Я видела, как он делает попытку поднять себе настроение, чтобы соответствовать тому настрою, который я пыталась создать для нас.

— Эй, а я помню этот фильм, — он кивнул. — Он был чертовски страшным, когда я был ребёнком. Роберт Митчем организовал мне кошмары на ночь.

Он бросил на меня дразнящий взгляд.

— Думаешь, у твоей мамы есть татуировки в интересных местах?

Я сильно шлёпнула его.

— Ты не можешь думать о моей маме в голом виде, не тогда, когда твой член был во мне всего несколько ночей назад! — я почти накричала на него.

Я увидела, как его щёки сразу же покраснели.

— Чёрт, нет! — фыркнул он, — я никогда…в смысле, я никогда не думал…нет!

Я не могла сдержать смех, наблюдая за выражением ужаса на его лице.

— Ну, я же дразню тебя! Парень, тебя так легко обмануть.

Он зарычал и сжал мои запястья одной рукой, сбивая наши кружки с кофе на песок.

— Ты заплатишь за это, женщина!

А потом он начал меня щекотать до тех пор, пока слёзы не начали катиться с моих глаз и пока я не стала умолять его прекратить это. Но он был неумолимым, и единственное, что могло скинуть его с меня, — счастливый пинок между ног.

— О, Господи, ты прикончила меня, — простонал он, держась за свои сокровища обеими руками, а его бедра были прижаты друг к другу в попытке защитить себя.

— Ты заслужил это! — закашлялась я, вытирая слёзы с глаз.

По всей видимости, у него тоже выступили слёзы по такому случаю. Значит, я хорошо ему отплатила.

В конце концов, мы успокоились и снова спокойно сидели рядом друг с другом.

Джордан печально смотрел на свою пустую кружку с кофе, но мне было слишком удобно, чтобы налить новый кофе. Ему придётся подождать.

— Ты рассказывал мне о своих татуировках?

— Я не очень хорошо учился в школе, — признался он, в конце концов, — но у меня хорошо получалось рисовать. В колонии был парень, чей старший брат был тату мастером, и он разбирался в подобных вещах. Поэтому я делал эскизы, а он учил меня, как делать чернила. Это было довольно рискованно…