Приговор - [13]

В коридоре перед каждыми дверями на стульях и так вдоль стенки терпеливо, покорно сидят и стоят больные. Приглядываюсь к их лицам. Не похожи как будто на раковых больных. Есть, конечно, утомленные, потухшие, блеклые, сероватые, но в общем-то обыкновенные современные лица, как если бы не в коридоре онкологического института, а в магазинной очереди, или в трамвае, или в обыкновенной больнице перед таким же кабинетом врача. Встал и я в скорбную очередь. В нетерпении зашагал взад-вперед по узкому, еще и суженному сидящими людьми, коридору. Ненароком пробурчал себе под нос:

– И здесь очередь.

И был услышан терпеливо ожидающими людьми. И один мужичок, как видно приезжий и поэтому более терпеливый по сравнению с нами, москвичами, резонно заметил на мое недовольство:

– Теперь уж, если сюда попал, торопиться не надо. Чем тише, тем лучше.

Была раньше такая медицинская максима: «Если после разговора с врачом больному не стало легче, то это плохой врач». Как быть, если нынешние врачи почти не разговаривают с больными? Первым делом без разговоров они посылают больного на рентген и анализы. Без анализов современный врач глух и слеп. Расспросить об образе жизни за последние годы, о возможных отклонениях от нормальной жизни, о встрясках, называемых ныне стрессами, о постоянном душевном беспокойстве, если оно есть, о его причинах, о положительных и отрицательных эмоциях, о пище, о рабочем месте, о материальной озабоченности, о возможных комплексах – расспросить обо всем этом у врача нет ни времени, ни желания. При любой жалобе: «Анализы, рентген, электрокардиограмма». На основании бумажки с анализами за две минуты врач назначает лечение, выписывает рецепты, а главное, выписывает бюллетень. Может, оно и правильно: зачем дощупываться до желудка и печени, когда рентген покажет все тотчас как на ладони. Зачем докапываться до тонкостей самочувствия, когда анализ точно покажет, что в крови билирубин выше нормы. Два года назад у меня была резкая, временная, правда, потеря веса. За полтора месяца я непроизвольно потерял семь килограммов и, естественно, начал беспокоиться. Обратился в крупный гастроэнтерологический институт. Сделали все анализы, обнаружили немного билирубинчика в крови, дали рекомендации, как обходиться с печенью, как ее щадить, чем подлечивать.

– Но все же вес… Неужели из-за печени?

– Едва ли.

– Тогда что же? Может быть, щитовидная железа? – Это я уж сам подсказываю врачу.

– Может быть. Но эндокринология не наша специальность. Со щитовидкой вам надо обращаться в другой институт.

И никому из них (а были они все крупные профессора и светила) не пришло в голову расспросить меня о тонкостях самочувствия, о временами нападающей слабости, когда ничего не хочется, кроме как лежать, закрыть глаза, о беспричинном временами обливании потом во сне, когда в комнате прохладно и даже холодно. А потом (не могли же семь килограммов исчезнуть ни с того ни с сего) и поинтересоваться, нет ли где-нибудь у меня на коже этакой черной штучки величиной с горошину. Должен же знать современный врач, что именно эти штучка в период медленного многолетнего созревания может вызвать временную резкую потерю веса. Я и то теперь это знаю. Так и лечил бы я свою печень творогом и боржомом до тех пор, пока она стала бы мне совсем не нужна.

В 206 кабинете врач, женщина лет тридцати пяти, оказалась немногословнее остальных врачей.

– Покажите, что у вас там.

Покатала двумя прямыми пальцами из стороны в сторону, помяла вокруг, надавила сверху.

– Я думаю, ничего оченьстрашного. Придется вам пройти трехдневное изотопное исследование. После этого решим, что с нею делать. Я даю вам направление в нашу лабораторию. Туда можно пройти по улице. И для этого придется одеваться. А можно – цокольными коридорами. Запутанный длинный переход, но спросите, разберетесь. В лаборатории вам «поднесут» рюмку радиоактивного фосфора, вы ее выпьете. Потом три дня подряд будете приезжать для исследования. Это довольно точный, безошибочный метод диагностики поверхностных опухолей. Так что через три дня будем все знать. Я думаю, ничего очень страшного.

Подземные переходы из одного корпуса в другой, цокольные коридоры, желтые от слабого освещения, кафельные, с толстыми, обложенными асбестом трубами над головой. Если бы снять в кино мой переход, то коридоры эти приобрели бы значение символа. Я шел сначала пригнувшись, так низко нависали как бы жирные трубы, но потом осмелился, распрямился, и оказалось, что можно идти свободно в рост, и еще оставался между мной и трубами небольшой просвет.

Хотя иду один по чудовищным, не трехсот ли метровым, переходам, но – в общем потоке. Больной номер… (номер я забыл) – и ничего больше. Преодолел все коридоры, повороты, поднялся по лестнице и оказался перед дверью с надписью: «Лаборатория радиоизотопной диагностики». Перед дверями стол, бумага, телефон, девушка в белом халатике. Предъявляю ей направление. Она записывает меня в какую-то книгу и деловито советует:

– Сегодня не стоит вам это пить. Впереди два выходных дня. А надо выпить и явиться на другой день на исследование. Значит, приезжайте к нам в понедельник. Мы вас угостим изотопами и в течение трех последующих дней будем считать.