Приговор - [347]

— Твоей вины в этом нет, — сказала Тидзуру и нежно погладила его по щеке.

— Ах, если бы я был до конца в этом уверен…

— Ты бы лучше ушёл из тюрьмы. Тебе сразу станет легче.

— Наверное. — Он обнял Тидзуру за талию и с удовольствием ощутил тепло её тела. — Ты не представляешь себе, сколько раз я об этом думал. Но даже если я уйду из тюрьмы и буду работать в обычной психиатрической клинике, по существу, ничего не изменится. Я могу вылечить больного, он будет совершенно здоров и психически нормален, но где гарантия, что это сделает его счастливым?

— Да, ситуация не из лёгких.

— Вот именно. И всё же я, наверное, уйду. Вот закончу сбор материалов по подсудимым, связанным с мафиозными группировками, отчитаюсь перед вашим профессором и уйду.

— Вот и прекрасно, — одобрила Тидзуру. Будучи секретарём профессора Абукавы, она знала, что именно под его нажимом Тикаки пошёл работать в тюрьму. «Коль скоро ты хочешь заниматься судебной психиатрией, — сказал профессор, — тебе необходимо как можно чаще иметь дело с настоящими преступниками, а для этого лучше всего стать тюремным врачом».

— Если ты уйдёшь из тюрьмы, — добавила она, — я тоже уйду с кафедры криминологии.

— Почему? — спросил он, убирая руку с её талии. Они часто проводили вместе свободное время, заходили куда-нибудь выпить, болтали о делах кафедры и научного общества. Вот, пожалуй, и всё, никаких далеко идущих планов. Этой фразой она впервые объединила их будущее.

— Видишь ли, даже если я уйду из тюрьмы, криминологию я всё равно не оставлю. Да и психическими расстройствами, возникающими у приговорённых к смертной казни, хотелось бы заняться основательнее. Меня интересует, что это за люди.

— Наверное, этот, который укусил тебя за палец, — Она коснулась бинта на его правой руке, — пришёл в возбуждённое состояние и стал буянить?

— Не знаю. Я при его казни не присутствовал.

— Да ну? — Она засмеялась. — А я-то подумала, уж не укусил ли он тебя, когда ты дрался с конвоирами…

— Да ты что, я просто… — Тикаки замахал рукой, словно отгоняя от себя насмешки Тидзуру, он понимал, что отчасти она права, и ему трудно было смириться с этим. — Я никогда сам не присутствовал при казни. Наверное, это моё упущение, ведь я занимаюсь психикой именно приговорённых к смерти.

Тидзуру перестала смеяться, и лицо её посерьёзнело. Он любил это её выражение, которому очень шла родинка на правой щеке.

— А ты как-нибудь соберись с духом и посмотри, как приговор приводят в исполнение. А потом и будешь решать — уходить из тюрьмы или нет.

— Наверное, ты права… — неуверенно ответил Тикаки. Он отличался способностью погрязать в сомнениях и не любил быстро принимать решения. Так было и в его отношениях с Тидзуру, и в науке. Будучи тюремным врачом и психиатром, он ненавидел то, чем ему приходилось заниматься, но уйти не мог. И мучился от наваливающейся на него апатии, когда всё на свете вдруг делалось противно и безразлично…

Подняв голову, Тикаки посмотрел прямо в глаза главврачу. Он должен сказать ему это. Сейчас или никогда.

— Знаете, я хотел бы присутствовать при завтрашней казни Такэо Кусумото в качестве врача, — выпалил он единым духом и перевёл дыхание. — Не мог бы я получить разрешение? Очень вас прошу.

— Но уже назначили Сонэхару. — И главврач недовольно поджал губы, словно говоря: «Ну что за манера снова и снова возвращаться к тому, на чём уже поставили точку?» Его двойной подбородок вспучился двумя сардельками.

— Видите ли… — Тикаки напрягся, стараясь изобрести убедительный предлог. Наконец в его голове прояснилось, и мысли, которые до сих пор ползли зыбким, смутным туманом, вдруг обрели чёткие очертания. — Кусумото — мой пациент. Как я вам уже докладывал, ощущение проваливания, от которого он страдает, не является серьёзным заболеванием, во всяком случае, на данном этапе помешать казни оно не может. Тем не менее, психическое расстройство налицо, и во избежание нежелательных инцидентов я считаю целесообразным наблюдать за его состоянием до самого конца.

— Вот как? — главврач слегка кивнул. — Хорошо, будь по-вашему. Может быть, вы и правы.

— Вспомните, как было с Сунадой, — тут же вставил Тикаки. — Доктор Таки говорил, что тот начал буянить в самый ответственный момент. А ведь он тоже был моим пациентом.

— Но накануне вы сказали, что он в норме и никаких лекарственных препаратов не требуется.

— А? — Тикаки понял, что ему ловко подставили подножку. Надо было как-то выкручиваться. — Очевидно, я в самом деле переоценил его состояние. Но если бы я присутствовал при казни, то, скорее всего, сумел бы заранее предвидеть подобное развитие событий.

Желая показать, что Тикаки так и не удалось до конца его убедить, главврач прикрыл свои тускло-карие щёлочки-глаза и сделал вид, будто погрузился в размышления. Когда он снова открыл глаза, они улыбались.

— Ах, доктор, хоть вы и пытаетесь меня убедить, что ваше желание присутствовать на казни продиктовано исключительно заботой о пациенте, на самом деле у вас наверняка другая цель. Такэо Кусумото совершил одно из самых громких преступлений послевоенного времени. Вам, небось, просто хочется увидеть, как его будут казнить! Я прав?