Приговор - [13]

Сунада двинулся вдоль стены, воинственно дёргая плечами, вышагивал, как солдат на марше. Незадолго до капитуляции его забрали в пехотный полк в Акиту, но уже через два месяца демобилизовали из-за энуреза. Он и теперь часто мочится во сне, и в летнюю пору тошнотворный запах его сопревшего от мочи одеяла доносится до соседних камер. «Ещё повезло, что он смертник. Можно себе представить, как бы мучались его сокамерники, окажись он в общей камере. Да, отдельная камера — единственная роскошь, доступная смертникам. Кто же это сказал? Скорее всего, Тамэдзиро».

— При чём здесь «чёрт»? — спросил Тамэдзиро.

— Так он ему и не врезал, — объяснил Андо.

— Ты имеешь в виду надзирателя Нихэя?

— А кого ещё? Видеть его не могу. Клеится ко мне всё время, мол, не хочешь ли позабавиться, то да сё.

— А что, и он не прочь? Говорят, и среди надзирателей немало гомиков. Да, небось, без этого в тюрьме не выдержишь. А сам-то ты как, тоже не прочь?

— Я — нет.

— Жаль. Вот вышли бы на волю, я бы стал твоим личным сутенёром, сразу бы разбогатели. Ты бы у меня отрастил волосы, надел женское платье и — на панель.

Андо расхохотался. Не то чтобы его позабавила трескотня Тамэдзиро, просто такой уж у него характер, всё его смешило.

Надзиратель Нихэй взглянул на часы, Сунада завернул за первый угол, Андо повернул улыбающееся лицо к Такэо.

— Знаешь, Кусумото-сан, говорят, он окончил университет.

— Кто «он»? — нарочно переспросил Такэо, хотя прекрасно понимал, о ком идёт речь.

— Нихэй.

— A-а, я слышал что-то такое.

— А интересно, как себя чувствуешь, когда у тебя высшее образование?

— Странный вопрос. Почему тебя это интересует?

— Да так… Папаша твердил без конца: «Ты должен поступать в университет». Да только не вышло по его.

— Эй, твой ход, — поторопил его Тамэдзиро.

— Погоди. Я же разговариваю.

— С тобой играть невозможно… — заворчал Тамэдзиро. — Никак не сосредоточишься.

— Да ну? Ты сам рта не закрываешь. — Андо отмахнулся от Тамэдзиро и поднял глаза на Такэо. Улыбка на его лице погасла, оно приняло серьёзное выражение.

— Ну, может, там ощущаешь своё превосходство или у тебя такое чувство, что учился больше других… Или ещё что-нибудь в этом роде…

— Трудно сказать… — усмехнулся Такэо. — В общем-то ничего особенного и не чувствуешь. Вот ты закончил миссионерскую школу. И как, что-нибудь чувствуешь?

— Ну… — задумался Андо и тут же расхохотался. — Да нет, ничего. Ну и ну! Совершенно ничего не чувствую.

— Вот и я тоже. Ничего такого не чувствую.

— Враньё! — неожиданно произнёс суровый голос. Коно, как черепаха, высунул голову и руки из свитера, в который кутался, и злобно взглянул на Такэо. — Выпускник университета это… — С трудом подыскивая слова, он гневно сверкал глазами. — Да здесь, в этой тюрьме… — Не найдя подходящего слова, он затопал ногами.

— Ты хочешь сказать, что они здесь на особом положении? — подсказал Такэо.

Среди заключённых нулевой зоны было не так уж много выпускников университета. И десятка бы не набралось.

— Да нет, не совсем то. И даже совсем не то. Я бы не стал говорить так категорически. Дело в их собственном мироощущении. Они сами ощущают себя привилегированными.

— А что это такое? — заинтересовался Андо, его беспечно улыбающееся лицо представляло собой резкий контраст с надутой физиономией Коно.

— А это когда слишком много о себе понимают. Вот, мол, я какой особенный, а остальные мне и в подмётки не годятся. А уж если ты университетов не кончал, ты вообще не человек.

— Да ничего нет особенного в высшем образовании. Сейчас каждый второй выпускник университета. Ничего такого, — сказал Такэо, разглядывая тронутую сединой шевелюру Коно.

Коно было всего двадцать восемь, но он уже сильно поседел, наверное потому, что три последних года ночами читал, отрывая время от сна. Началось всё с того, что в соседнюю с ним камеру поместили деятеля студенческого движения Карасаву, который стал беседовать с ним о марксизме. Идея о том, что «преступление — это революционный поступок», перевернула всю духовную жизнь Коно. Он начал с «Манифеста Коммунистической партии», прочёл от корки до корки «Избранное Маркса и Энгельса», полное собрание сочинений Ленина, «Избранное Мао Цзэдуна» и свято уверовал, что в «Капитале» содержится окончательная и непреложная истина. Как только он узнал, что Такэо — выпускник университета, то стал при каждом удобном случае втягивать его в какой-нибудь спор. У всех этих споров была одна цель — разоблачить «эксплуататорскую сущность» выпускника университета Такэо и заодно потренироваться в применении «революционного диалектического метода», как наиболее подходящего для подвергающегося дискриминации выпускника средней школы Коно.

— И тем не менее… — Седые волосы на голове у Коно встали торчком. У него на самой макушке торчал хохолок из жёстких седых волос, он приглаживал его водой, но при каждом движении хохолок всё равно вставал дыбом.

Потрясая крепко сжатым кулаком, он продолжал менторским тоном:

— Для тюрьмы этот довод не применим, здесь своя логика. Ясно? Знаешь, почему среди нас, преступников, мало людей с высшим образованием? Потому что они привилегированные, а такие сюда не попадают. Преступления совершают люди бедные, неграмотные, не получившие высшего образования. Это подтверждается статистикой. А теперь возьмём суд. Судьи, следователи, адвокаты — все они имеют высшее образование. Почему не бывает судей со средним образованием? Ответ прост — потому что подсудимые — люди в большинстве своём малообразованные. И вот выносится приговор. Начальник тюрьмы — с высшим образованием, то же самое можно сказать о начальнике канцелярии, главном враче тюремной больницы, короче, вся тюремная верхушка — это выпускники университетов. Разве не так? И разве способны они понять, что на душе у нас, людей малообразованных? Да никогда. Что я хочу этим сказать? А то, что в нашей среде встречаются инородные элементы, аутсайдеры, то есть люди с высшим образованием, и ты один из них. Из тебя никогда и ничем не выбьешь ощущения своей принадлежности к привилегированному классу. И здешнее начальство этим пользуется, делая тебя стукачом. Или я не прав?