Пригоршня прозы: Современный американский рассказ - [99]

— Эй, а ты какого хрена шляешься по улице? — говорит мистер Таккер и становится красным, как гранат. Краснокожий да и только. — Сядь на задницу и сиди. Ты чего — в такую ночь шмонаться по улицам!

— Эй, тут тебе не Алабама, — говорит Малыш и улыбается. — Пожрать-то мне надо.

Но он ничего не ест, просто садится на пол подальше от мистера Таккера.

— Лестер с Тимми и вообще все говорят: не горячись, — сообщает Малыш. — Надеются, что он уже смылся. Наверно, дернул куда-нибудь в Л.-А. Чего ему тут ошиваться…

— Заткнись-ка, мальчик, пока я тебя не заткнул, — шипит мистер Таккер.

У меня спирает дыхание. Если будет произнесено имя Рикки Ронрико, они того гляди придут сюда за нами.

— Позвони матери, Бренда, — говорит мистер Таккер. — Скажи, что пока задерживаешься.

Голос у мамы психованный, но она говорит, что он прав. По телеку показывают еще какую-то фигню, мне кажется, что теперь уснул Дарнелл, но он просто уставился в стенку. Там, рядом с камином, спокойно стоит себе старенький бежевый проигрыватель, прямо под портретом африканской принцессы. Она выглядит еще темнее, потому что ее все время коптят.

Мистер Таккер засыпает в своем кожаном кресле, миссис Таккер идет в спальню. Малыш все так же сидит на полу; похоже, мы с Дарнеллом — единственные, кто не спит. У него вообще нет своей комната; с тех пор как я его знаю, он спит на кушетке в гостиной. Он обнимает меня за шею, и я упираюсь подбородком ему в локоть, там, где кожа такая нежная. Но потом он убирает руку и говорит: «Слишком жарко». Ишь ты!

В одиннадцать на экране снова появляется блондинка.

— Полиция Рио-Секо арестовала Рикардо Ронрико, который подозревается в убийстве двух полицейских, — начинает она. — Интенсивные поиски Ронрико продолжались с пятницы…

Он был в доме на Гейт-стрит, южнее того места, где застрелил двух полицейских. Теперь показывают его самого, волосы у него взъерошенные, глаза мутные и красные, вокруг губ — серый ободок.

— А парень-то всерьез на иголочке, на хорошенькой такой, — говорит Малыш, хотя мне казалось, что он спит.

— Следы его пребывания были обнаружены несколько раньше, во время рейда полиции в этом доме, — продолжает блондинка.

— Ага, давай, рассказывай, — говорит Дарнелл. — Рейд по обнаружению! Чего они там наобнаружили — кусок дерьма да телек, который сперли пять лет назад?

— И с чего он стал мотаться по Вестсайду? — говорит Малыш. — Ясное же дело: муравейник. Растопчут. Если, конечно, не переедешь куда-нибудь на Виллу, как Бренда.

И он смотрит на меня.

— Ладно, заткнись, Малыш, — говорю я. — Не привязывайся.

— А что, к твоему папашке прямо-таки и не стучали, а? — продолжает он, а блондинка в это время улыбается.

— Из нашего следующего сюжета, — продолжает она, — юные телезрители узнают о том, как проходил сегодня праздник в одном из многочисленных летних лагерей на Юге.

На экране начинают мелькать белые детишки, они разводят костры, бегают по лесу, а Дарнелл говорил.

— Будьте так любезны, — и тянет меня с кушетки.

— Я скоро вернусь, Малыш, — говорит он. — Ее папаша, наверно, уже на ушах стоит, так что мне надо поспешить.

Я только хочу вставить слово, как слышу, что кресло под мистером Таккером начинает скрипеть.

— Все, взяли его, — говорит Малыш отцу Дарнелла, и меня тут же выталкивают за дверь.

Сиденье в машине такое же теплое, как и кушетка. Я целую Дарнелла в шею и вообще отвлекаю от дороги. Теперь я не увижу его целую неделю. Я смотрю в окно, вижу Лестера и Тимми, Дарнелл сигналит им, но не снижает скорости. Странная штука, мне кажется, что мы по-прежнему плотно закупорены, хотя все окна в машине открыты. Я расстегиваю рубашку на Дарнелле и, когда мы проезжаем мимо фабрики Каналеса, хватаюсь за руль.

— Остановись на минутку, — говорю я ему, и он позволяет мне свернуть на стоянку.

В голове у меня такая каша, как после урагана зимой, когда в одну кучу смешиваются коробки, пальмовые листья и перекати-поле. Я хочу сказать ему, что боюсь за него, боюсь каждый день, но он ведь не станет слушать, я знаю.

— Давай к фабрике, — шепчу я, но сейчас выходной, и я не могу услышать свой любимый пряный запах.

Я тяну Дарнелла вниз, на сиденье, а он мягко так говорит:

— Ты знаешь, у меня нечем предохраниться. Я об этом не подумал.

— Знаю, — говорю я, и целую его глаза, и кладу пальцы веером ему на спину.

И думаю, что, если сейчас над нами пролетит вертолет, светя своим прожектором, они оттуда увидят, что мои руки прикрывают шею Дарнелла сзади, там, где кожа такая мягкая и нежная.

Susan Straight «Two Days Gone»

Copyright © 1990 by Milkweed Editions

Опубликовано в «Норт америкен ревю»

© А. Сошальский, перевод

Аллен Вир Техасская cвадьба

Единственная дверь в комнате без окон отворяется и впускает внутрь плеск дождя, поливающего улицу; луч света косо ударяет в ряды бутылок и стаканов. Человек в длинном клеенчатом плаще, хлопающем по ногам, входит в бар. На мгновение наклоняет голову, словно в молитве, и вода потоком стекает с широких полей его шляпы.

— Проклятая галвестонская погода, — говорит вошедший, ни к кому не обращаясь. — Льет как из ведра, но солнце светит. — Он останавливается у стола рядом с дверью, за которым между двух мужчин сидит шлюха. Обе руки ее заняты делом — по руке на коленях у каждого.