Приёмыш на заклание - [3]

— Прошу получить, — сияя улыбкой, произнес Финнер.

Хамфри уставился на голубой сверток. Затем, не говоря ни слова, открыл дверцу «шевроле».

— Но... — начал Финнер.

— Что?

— Помните наше условие, мистер Хамфри? — улыбнулся толстяк. — Уплата при доставке.

Нетерпеливо кивнув, миллионер протянул ему пухлый конверт. Финнер вынул деньги и пересчитал.

— Он ваш, — кивнул Финнер на сверток, протягивая прорезиненный мешок. — В этом мешке вы найдете достаточное для начала количество бутылочек и пеленок.

Хамфри ждал, неловко держа сверток в руках.

— Что-нибудь не так, мистер Хамфри? Может быть, я что-то позабыл?

— Свидетельство о рождении и прочие бумаги, — хмуро ответил миллионер.

— Мои люди — не волшебники, — расплылся в улыбке толстяк. — Как только документы будут готовы, я перешлю их вам по почте. Можете не сомневаться: это будет настоящее произведение искусства!

— Отправьте их заказной бандеролью.

— Не беспокойтесь, — отозвался толстяк.

Хамфри не двигался с места, пока «шевроле» не скрылся за поворотом дороги. Затем он медленно направился к своему лимузину. Шофер распахнул перед ним дверцу.

— Дай мне его, Элтон! — протянула руки госпожа Хамфри.

Он передал ей ребенка. Дрожащей рукой она откинула простынку с лица младенца.

— Мисс Шервуд, — едва слышно прошептала она. — Взгляните!..

— Просто красавчик, госпожа Хамфри. — У няни был мягкий, приятный голос. — Позвольте мне...

Она взяла ребенка, положила на сиденье и развернула одеяло.

— Мисс Шервуд, он упадет!

Няня улыбнулась.

— Мистер Хамфри, передайте мне, пожалуйста, этот мешок.

— Почему он плачет?

— Если бы вы лежали в мокрых пеленках, были голодны и имели всего одну неделю от роду, миссис Хамфри, вы тоже известили бы об этом весь мир, — ответила няня. — Сейчас, моя крошка! Ты будешь чистеньким и сухоньким в одно мгновение!.. Генри, включите отопление и согрейте эту бутылочку. Мистер Хамфри, закройте-ка дверцу, пока я перепеленаю юного мистера Хамфри.

— Мистер Хамфри! — смеялась и плакала одновременно Сара Хамфри, а ее муж, казалось, не мог оторвать глаз от извивающегося маленького тельца. — Элтон, у нас сын, сын!..

— Ты действительно очень возбуждена, Сара. — Элтон Хамфри был явно рад этому обстоятельству.

— Няня, давайте не будем пользоваться вещами из мешка, хорошо?.. Мы уже купили тебе красивые новые вещи, малютка!

Миссис Хамфри дернула замок-молнию сафьянового чемодана. Он был полон присыпок, мазей, стерильных бинтов, ваты, медикаментов. Няня молча достала из чемодана баночку с детской мазью и коробку с присыпкой.

— В первую очередь мы попросим педиатра из Гринвича обследовать его... Элтон!

— Да, дорогая?

— А вдруг доктор найдет, что он не такой... не такой, как нам о нем говорили?

— Послушай, Сара, ты сама прочитаешь все его бумаги.

— Но, не зная, кто его родители...

— Неужели мы снова будем возвращаться к этому, моя дорогая? — терпеливо возразил муж. — Я и не желаю знать, кто его родители. К тому же это может быть чревато неприятностями. Нам известно, что ребенок англосаксонского происхождения, что у него нет никаких наследственных болезней, ни слабоумия, ни криминальных наклонностей. Имеет ли остальное хоть какое-нибудь значение?

— Думаю, что нет, Элтон. — Его жена мяла в руках перчатки. — Няня, почему он не перестает плакать?

— Потерпите немного, — произнесла мисс Шервуд под аккомпанемент детского крика. — Генри, бутылочка, наверное, согрелась.

Шофер протянул ей бутылку. Она отвернула алюминиевый колпачок, стряхнула немного молока себе на ладонь и затем осторожно вложила в ротик ребенка резиновую соску. Плач мгновенно оборвался. Малютка принялся яростно сосать.

Миссис Хамфри как завороженная смотрела на него.

Элтон К. Хамфри произнес почти весело:

— Генри, обратно на остров.

Старик повернулся в постели, и его обнаженные руки протянулись к падавшему откуда-то свету. То ли это был не такой свет, то ли он падал не оттуда? Или еще не рассвело?

Затем, услышав шум прибоя, старик вспомнил, где находится, и закрыл глаза. Это была приятная комната со старинной сборной мебелью; здесь царил соленый запах, ржавые креветки покачивались на обоях цвета морских водорослей. Бледно-голубые волнистые линии текли по стенам, мешая старику сосредоточиться.

Еще держалась ночная прохлада, но солнечные лучи, отражавшиеся от поверхности моря, уже ударяли в стены, словно волны. Через два часа здесь будет нечем дышать.

Ричард Квин открыл глаза и несколько мгновений разглядывал свои руки. «Как у трупа», — подумал он. Изношенные веревки мышц и кости в сморщенной оболочке вместо кожи. Но в них еще была жизнь, они все еще могли постоять за себя, все еще могли быть ему полезны. Он приблизил к глазам пальцы, разглядывая набрякшие суставы, морщинистую кожу, поры, похожие на пятнышки грязи, поросль седых волосков; потом снова закрыл глаза.

Было еще рано, почти так же рано, как в те дни, когда он вставал, чтобы идти на работу. Будильник начинал звонить, когда он уже был на ковре, проделывая свои ежедневные пятьдесят жимов на руках, зимой и летом, при зеленом весеннем свете или при сером рассвете осени. Бритье, горячий компресс и холодный душ при плотно закрытой двери в ванную, чтобы не разбудить сына. Завтрак, разогретый на плите. Телефонный звонок помощника, докладывающего о всех происшествиях за ночь. Машина у подъезда с сержантом-шофером. По дороге он слушал полицейское радио — так, на всякий случай. Может быть, прозвучит и непосредственное обращение к нему из радиофона с верхнего этажа большого, увенчанного золотым куполом здания на центральной улице. Вот и его кабинет... «Какие новости? » Распоряжения. Корреспонденция. Бумаги. Ежедневная сводка по телетайпу. Построение в десять часов. Доклады... Это было его жизнью.