Приемные родители - [15]

— Э, одному в чужом городе опасно!

— Да, маленький, опасно. Чужих на районе всегда му… кхм… бьют. Именно поэтому ты будешь паинькой сидеть в гостинице, а мамочка разведает обстановочку.

Серёга покачал головой:

— Смотри, жена… если что, то без обид! Сам нарва… лась!

— И чего он только нашёл в этой стерве желтоглазой? — сокрушалась Зинаида Андреевна, помогая няне Тоне мыть окно в кухне. — Вот чего он в ней нашёл? За неделю семь раз парик сменила, как с ним по-русски лялякать, так без акцента шпарит, гадина, как к кому другому обратиться, так сразу "о, моя плохо понимай рюски!"

Тоня сочувствующе кивала. Лицо её было понимающим и грустным. Однако мысли занимала не любовная трагедия Зиночки — вот ведь дура-девка, нашла в кого влюбляться! Да, директор, но ведь старше неё вдвое, ниже чуть не на голову, лысый, кривоногий, а уж самомнения — сначала оно в комнату входит, а через пять минут и сам Сейфулин!

— И куда только он смотрел? Ведь она ну чисто змея!

Тонины глаза наполнились слезами, и Зинаида Андреевна, чувствуя поддержку, тоже начала приплакивать. Откуда она могла знать, что Тоня думала в тот момент о мебели, которую взяла в кредит в Омске и о протёкшей стиральной машине, а ещё о телевизоре, в котором снова перегорели лампы — двадцать первый век на дворе, а у неё ламповый телевизор и муж-алкаш, активно спаивающий всех троих сыновей в придачу, и только одна зарплата нянечки в детдоме, чтоб всё оплатить!

Так и плакали обе, тихо всхлипывая и отмывая окно, а, натерев скомканными газетами стёкла, для блеска, ещё и обнялись.

— Гад он, гад, гад, гад! — проплакала Зинаида.

— Ух, ещё какой гад! — с чувством подхватила Тоня.

И какая разница, что чувство не имело никакого отношения к Сейфулину? Главное, две подруги поняли друг друга.

— Смотри, — шмыгая носом, ткнула пальцем в только что начищенное стекло Тоня. — Смотри, какая!

На улице среди елей шла женщина. Ни Тоня, ни Зинаида раньше её здесь не видали, но держалась она уверенно, как местная. Было в ней что-то неуловимо неправильное… широкий уверенный шаг, серьёзное лицо… да ещё такая подчёркнуто-элитная одежда и обувь, того и гляди, вылезет откуда-нибудь ярлычок "GUCCI" или там "Louis Vuitton"…

Заметив, что на неё смотрят, женщина улыбнулась.

В улыбке тоже было что-то… неправильное, странное.

— Лесбиянка что ли, — едва слышным шёпотом предположила Тоня.

Зинаида Андреевна недоверчиво обернулась на подругу, снова всмотрелась в незнакомку.

А и правда. Все неправильности объясняла некая мужиковатость движений. И на Зинаиду эта женщина смотрела, словно прикидывая, долго ли придётся уламывать и стоит ли вообще подкатывать с "горизонтальными намерениями". Аж щекам жарко стало…

Нет.

Была в ней ещё одна странность.

Спрашивается, что она забыла в дальнем парке детдома, под окнами кухни?

— Здравствуйте! — обратилась незнакомка то ли к Зинаиде, то ли к Тоне, а то ли к обеим сразу, хоть нянечка уже поспешила ретироваться поглубже в комнату.

— Здравствуйте, — отозвалась Зинаида. — Вы кого-то ищете?

— Я думаю, что да, — согласилась, чуть поразмыслив, женщина и подошла ближе. — Вы скажете мне, это есть детский дом?

Любопытная Тоня тут же встряла:

— А вы иностранка, да?

— Оh, I am the citizen of the United States of America… о, простите, пожалуйста. Мы приехали недавно с мужем. Мы хотели усыновлять ребёнка.

— Для недавно приехавших у вас очень хорошая русская речь, — недоверчиво отметила Зинаида.

Женщина улыбнулась, выбивая из рук преподавательницы все сомнения, настолько располагающей оказалась улыбка:

— О, я до десяти лет жила в России, моя мама была русская. Просто последние тридцать лет меня окружают люди, которые speaking English. Я уверена, ещё день или два, и я will get used to speak Russian…

— Чё она сказала? — недостаточно тихим шёпотом спросила Тоня, и незнакомка ответила сама:

— Я сказала, что привыкну говорить по-русски. Первые десять лет жизни, они со мной. И всё же это детский дом?

— Да, — кивнула Зинаида. — Это наш Ухтомский детский дом… а где вы раньше жили в России?

— Это имеет некое значение сейчас? — хитро прищурилась женщина.

— Н-нет, нет, — согласно кивнули подруги.

— А это можно, чтобы мне посмотреть ваших детей прямо сейчас? Я слышу, они гуляют, видела, двое курят у стены, но я против курения.

— Ах они сволочи! — взвилась Тоня, вытаскивая из ведра мокрую тряпку. — Где? Сейчас я им!..

— Там, — указала незнакомка, и Тоня давно проторённым путём вымахнула прямо из окна на составленные "лесенкой" деревянные ящики: эту конструкцию специально держали здесь, чтобы не обегать вокруг дома, а доставать нарушителей распорядка более оперативно.

— Можно? — протянула незнакомка руку Зинаиде, и та, как зачарованная, помогла иностранке забраться на подоконник.

Зинаида Андреевна ожидала, что эта женщина будет благоухать какой-нибудь "Chanel № 5", а от неё пахло сладенько так, как от сдобной булочки, ванилью и корицей.

— Нам… нам запрещено впускать в дом посторонних, — пролепетала Зинаида. — Всё-таки, наши дети…

— А я не посторонняя. Я будущая мать одного из ваших детей.

— Но если вас кто-то заметит…

— Я постараюсь никому не попадаться на глаза, а вы мне расскажете, что нужно для того, чтобы lawfully look the children, то есть…