Придворное общество - [85]

12.

То, что выше было сказано о ближайшем окружении абсолютистского короля, его первостепенной сфере деятельности — дворе, — приложимо, с соответствующими поправками, и к более обширной сфере его господства: он властвовал, пока и поскольку в этой обширной сфере между основными социальными группами — буржуазией и дворянством, при всей остроте их соперничества удерживалось равновесие сил. Нужно будет проверить, не найдена ли тем самым некоторая структурная социологическая закономерность, характерная для придворного абсолютизма. Если это действительно так, то закономерность эта, вкратце, состояла бы в следующем: в сословно структурированном социальном поле возможности правителя возрастают, когда фактическая социальная сила, которую — в связи с прогрессом денежного хозяйства — могут получить из своих социальных функции группы буржуазии, с одной, и группы дворянства, с другой стороны, оказывается такой, что ни одна из борющихся между собою, конкурирующих за господствующее положение групп или слоев уже не может добиться устойчивого преимущества. Монарх же властвует, и властвует столь неограниченно, потому что каждый из борющихся слоев нуждается в нем в борьбе с другим слоем, потому что он может играть на их противостоянии. То, что сам король при этом принадлежит по происхождению к одному из игроков — к дворянству, — имеет немалое значение для структуры двора, да и в некоторых иных отношениях. Но именно потому и благодаря тому, что он может в определенном отношении опереться на буржуазные группы, он все в большей мере перестает быть «первым среди равных», он дистанцируется от дворянства; благодаря же тому, что в другом отношении он может опереться на группы дворянства, он дистанцируется от буржуазии. И так он удерживается в роли удаленного от всех сторон властителя — совершенно так же, как выше это было показано применительно к его положению в пределах двора, с помощью тщательного контроля и поддержания равновесия сил между сословиями и группами в подвластном ему государстве.

Независимо от того, в какой степени можно показать существование подобной структуры также и в других странах, для Франции доказать ее существование будет во всяком случае нетрудно. Говоря о всех тех возможностях, которые предоставляли королям обстоятельства их социального поля и которыми они могли и должны были воспользоваться, чтобы установить свое господство, мы нисколько не умалим величия великих королей и их свершений. Об этом едва ли нужно было бы упоминать, если бы констатацию важности этих обстоятельств не понимали бы так часто превратно, усматривая в ней умаление или даже отрицание ценности личности. Дело же обстоит как раз наоборот: мы можем по-настоящему понять, что такое величие человека, если представим себе те сети и переплетения, в условиях которых и по отношению к которым он действует и мыслит. И позицию верхних слоев Франции по отношению к королю следует понимать в связи с этой примирительной функцией короля в полном социальных напряжений поле. Их отношение к королю амбивалентно, и это становится тем заметнее, чем с большей независимостью короли, в силу своей функции арбитров, распоряжаются всеми доходами королевства.

Каждый из этих слоев — верхушка буржуазии, парламенты, равно как и верхушка дворянства, иерархия придворной знати, — охотно ограничили бы королевскую власть со своей стороны. И такие попытки или, по меньшей мере, подавляемая склонность сделать это проходят через весь ancien régime, хотя при Людовике XIV они проявлялись редко. Но каждый из этих слоев в то же время нуждался в силе и власти легитимных королей для защиты и для сохранения своего собственного положения перед лицом разнообразных угроз или притеснений, которым они подвергались в эту эпоху нарастающей сложности социального поля со стороны других групп. Порою многие группы дворянства вступают в союз с парламентами против представителей королевской власти, как, например, в эпоху фронды. Но они всегда проходят вместе лишь небольшой отрезок пути, ибо очень скоро начинают опасаться приращения власти своих сиюминутных союзников больше, чем власти королей, и вновь в той или иной форме заключают пакт с королями или их представителями. Эта типически амбивалентная позиция и порождаемая ею конфликтная ситуация делают поэтому на короткое время возможными союзы между различными ведущими общественными группами также и против королевской власти — низовые массы буржуазии почти всегда играют при этом, вплоть до эпохи революции, более или менее пассивную роль, роль орудия для намерений одной из элитных групп, — но после недолгих совместных действий та или иная группа снова приближается к королевской партии, покидая союз со всеми прочими. На этой фазе развития фигурации, от времен религиозных войн вплоть до предреволюционной эпохи, постоянно воспроизводится, несмотря на все перемены и перестановки сил, это устойчивое колебательное движение.

13.

К этому присоединялось то обстоятельство, что ни буржуазия, ни дворянство — не говоря уже о духовенстве, позицию которого в этой игре социальных сил мы вынуждены оставить без внимания, так как она требует особого анализа, — не были внутренне едины. Парламенты, например, в XVII веке еще представляли собою элиту третьего сословия (roture), а в XVIII веке — уже самостоятельный промежуточный слой между знатью и буржуазией, «дворянство мантии» (noblesse de robe). Они прибегали достаточно часто к помощи массы народа и, по большей части, насколько считали это полезным для своих собственных целей, защищали старинные права, прежде всего права городских цеховых корпораций. Но, в противоположность многим городам, они были не особенно заинтересованы в сохранении сословного порядка в старом смысле слова, прежде всего в созыве Генеральных штатов. Они сами претендовали на то, чтобы представлять нацию и от ее имени делать королю представления и возражения относительно распоряжений, кажущихся незаконными. Иногда парламенты отказывали в регистрации таких распоряжений, которая требовалась для придания им законной силы, и ссылались при этом на свое происхождение от прежнего Королевского Совета (Conseil du Roi); они считали себя самих стоящими над Генеральными штатами. Но в то же время, благодаря своим привилегиям, своим должностям, приобретенным ими и составлявшим их состояние, они были также теснейшим образом связаны с королевской властью. Они зависели от помощи короля в борьбе против попыток других общественных слоев, прежде всего дворянства, отменить продажу должностей, составлявшую самую основу их существования. Они зависели от помощи королевской власти и тогда, когда беспорядки и волнения народа (которым, как в случае фронды, они сами немало способствовали) переходили определенную границу и угрожали безопасности их собственности.