Придворное общество - [135]

Взрывообразные смещения акцентов в общественном распределении власти — такие, как Французская революция, — порою пытаются объяснить в краткосрочной перспективе, на основе событий, совершавшихся непосредственно перед революционным периодом или уже в его ходе. Но очень часто подобные вспышки насилия можно понять, только если учесть длительные процессы перераспределения сил в данном обществе процессы, которые происходят в течение значительного времени медленно, маленькими шагами, так что и вовлеченные в них люди, и последующие поколения, оглядываясь назад, замечают обыкновенно лишь отдельные симптомы, а не это долгосрочное изменение распределения сил Вопрос в том, почему эта фаза латентной, полускрытой и чрезвычайно постепенной трансформации в распределении возможностей власти в обществе переходит, начиная с определенного момента, в другую фазу, когда трансформация отношений власти ускоряется, а борьба за власть обостряется, так что, в конце концов, неэлитные слои общества, которые были до сих пор отстранены от распоряжения монопольными правами государства, начинают с применением физического насилия борьбу против монополии правивших до сих пор слоев на осуществление насилия, пока не добиваются для себя участия в этой монополии или полного ее уничтожения. В последнем случае, правда, насильственная борьба с прежними обладателями монопольного права на насилие не разрушает сами центральные государственные монополии (т. е. исключительные права физического насилия и сбора налогов) как таковые, хотя такое разрушение и может некоторое время составлять цель сражающихся. Происходит же обыкновенно вот что: группы, которые были до сих пор отстранены от контроля над центральными государственными монополиями, либо добиваются участия в осуществлении этого контроля, либо же заменяют прежние монопольные элиты своими собственными представителями. Центральная проблема, которую невозможно совершенно проигнорировать, завершая наше исследование придворного общества ancien régime, это вопрос: при каких обстоятельствах долгосрочное перераспределение власти в некотором обществе приводит к тому, что против тех, кто до сих пор контролировал монополию физического насилия, начинают бороться с применением средств физического насилия?

Исследование придворных элит ancien régime дает нам некоторые соображения для прояснения этого вопроса. Оно показывает, что представление, будто произошедший во Франции переход тех слоев, которые были до сих пор отстранены от контроля над монополией власти, к использованию физического насилия можно объяснить просто как борьбу буржуазии против дворянства как господствующего общественного слоя, есть в лучшем случае чрезмерное упрощение действительного положения дел. В основании этого упрощения лежит смешение понятий социального ранга и социальной власти. Дворянство, как мы видели, было в ancien régime совершенно определенно сословием наивысшего ранга, но это отнюдь не означает, что оно было самым социально могущественным сословием. Конечно, при дворе французских королей существовал некоторый — на каждый данный момент достаточно прочный — иерархический порядок рангов, в соответствии с которым члены высшей придворной аристократии, и в первую очередь члены королевского дома, имели самый высокий ранг. Но социальный ранг был уже не тождествен социальной силе. Чрезвычайная полнота власти, которой позиция короля наделяла своих обладателей и представителей в истории Франции, позволяла им, для укрепления их позиций или в соответствии с их личными склонностями, ограничивать реальную власть людей высокого ранга или повышать власть людей, значительно низших рангом. Сен-Симон однажды посетовал: Людовик XIV вынуждает даже пэров Франции опуститься до степени подданных; король, писал герцог, уделяет мало внимания различиям в ранге между людьми и предается своего рода уравнительству. В действительности же для короля было весьма важно сохранить и даже подчеркнуть различия ранга между разными сословиями в государстве. Но ему было так же важно дать понять даже людям самого высокого ранга, что они — его, короля, подчиненные. В этих-то целях он унижал и возвышал людей и сталкивал друг с другом своих советников и помощников из буржуа — и представителей своей придворной знати. Министр, подобный Кольберу (о буржуазном происхождении которого не забывал никто, даже он сам), временами имел несравненно больше власти, чем большинство представителей высшей придворной аристократии. Фаворитки короля бывали часто гораздо могущественнее более высоких по рангу придворных дам, не исключая и королевы. Уже по этой одной причине в связи с этим несоответствием социального ранга и социальной власти, понятие «правящего слоя» оказывается сомнительным, если его, как то часто случается, относят исключительно лишь к дворянству некоторого абсолютистского режима и, сосредоточившись на номинальном юридическом значении «дворянства» как якобы единого привилегированного сословия, забывают задать вопрос о действительном распределении власти в обществе ancien régime.