Придворное общество - [134]

Даже использование таких слов, как «господство» и «авторитет», в качестве специальных социологических терминов может помешать пониманию этого соотношения принуждения и ответного принуждения в переплетениях взаимозависимостей между людьми. Эти слова показывают обычно только то принуждение, которое направлено сверху вниз, но не выявляют одновременно и принуждения, обращенного снизу вверх. Они легко могут позволить нам забыть о том, что всякая форма «господства» — как это показывает исследование «господства» Людовика XIV — представляет собою систему более или менее шаткого равновесия, и прежде всего баланса власти. В качестве инструмента для всестороннего социального анализа предпочтительнее понятие «принуждение». Но его непременно надо использовать в смысле обоюдного, хотя не обязательно равномощного в обоих направлениях принуждения, оказываемого людьми на других людей. Это понятие указывает на принуждение, которое оказывают друг на друга определенные группы людей в рамках анализируемых взаимозависимостей, а не на принуждение, которое осуществляют по отношению к людям якобы стоящие выше них нормы или принципы.

Понятно, что до сих пор часто занимались исследованием только того принуждения, которое испытывают более слабые по своим возможностям власти группы. Но, таким образом, получается все-таки лишь односторонняя картина. В любом обществе во всяком переплетении взаимозависимостей существует своего рода круговорот принуждений, оказываемых группами на группы, индивидами — на индивидов. Именно поэтому принуждение, которому подвержены нижние слои, невозможно понять, если не исследовать одновременно и то принуждение, которое испытывают верхние слои.

Предшествующее исследование придворного общества — это шаг в этом направлении. С точки зрения обделенных социальной властью низших групп, князья и аристократия легко представляются людьми, живущими свободной и непринужденной жизнью. В ходе обстоятельного исследования ясно и отчетливо обнаружилось, каким разновидностям принуждения подвержены высшие слои, и не в последнюю очередь — самый могущественный представитель этих слоев, абсолютистски правящий король. Мы видели, что они, в значительной мере, испытывают это принуждение также и в форме постоянной самодисциплины. Причина состоит в том, что сохранение привилегированного положения этих высших слоев, их рафинированной изысканности, их превосходства над другими стало самоцелью, которой подчинено все прочее в их жизни.

Д’Юрфе рисовал еще сравнительно упрощенную картину того принуждения, которому подвергалось дворянство в процессе стягивания к королевскому двору и аристократизации. Внимание д’Юрфе в романе сосредоточено почти исключительно на различных группах дворянства. Буржуазные группы практически не играют в этом тексте никакой роли. В идеологически упрощенном виде, с одной стороны стоят аристократы и аристократки в костюмах пастухов и пастушек, которые все имеют одинаковый ранг. С другой стороны стоят персонажи более высокого ранга, многие из которых представляют высший слой придворной аристократии. Уже в эпоху Генриха IV структура основных элитных слоев французского общества и, соответственно, баланс напряжений между ними были в действительности значительно сложнее. Однако не при надлежавшие к элите низшие слои, остававшиеся еще по преимуществу крестьянскими и (даже во многих городах) едва умевшие читать и писать, вместе со стоявшими социально выше их буржуазно-цеховыми и чиновно-буржуазными группами еще не обладали значительными возможностями власти. Давление с их стороны на основные слои элиты, их общественная сила были еще сравнительно невелики на фоне возможностей, имевшихся у сосредоточенных в государственном центре элит — если не принимать здесь во внимание также локально сконцентрированные массы населения столицы. Уже одно только физическое скопление этих последних в одном месте представляло для придворных элит известную угрозу. Оно было возможным фактором их общественной силы, их погестарного потенциала, давление которого Людовик XIV попытался затем уменьшить, перенеся свой двор из столицы в Версаль.

IX К социогенезу революции

В доиндустриальных обществах неравенство в распределении власти по сравнению с развитыми индустриальными обществами чрезвычайно велико. Придворное общество — один из примеров монопольной элиты доиндустриальной эпохи. Большее неравенство распределения потестарных возможностей выражалось, помимо прочего, и в том, что огромное большинство французского народа представляло интерес для придворных аристократов, собственно, только в роли служителей. В ходе нарастающей модернизации и коммерциализации, прогрессирующей урбанизации и централизации произошло смещение акцентов во взаимных зависимостях и связях между традиционными монопольными элитами и массами неэлитного населения государства в пользу этих последних. Здесь будет, вероятно, полезно указать на то обстоятельство, что смещение акцентов в этом направлении произошло не в период явной демократизации, связанной с усилением индустриализации: оно наблюдается, в первых намеках, как своего рода латентная демократизация, уже в обществах типа французского ancien régime, прежде всего в связи с коммерциализацией, которая предшествует индустриализации.