Придворное общество - [104]

Король нуждался в дворянстве. Помимо множества частных аспектов зависимости, которые мы шаг за шагом выясняли на протяжении нашего исследования, помимо, например, той традиционной зависимости его от дворянства, которая вырастала из отношений сюзерена и вассала, помимо его потребности в общении в кругу того общества, к которому принадлежал он сам и этические принципы которого он разделял, помимо, наконец, его потребности в поддержании дистанции между ним и его народом благодаря службе того сословия, которое по рангу и престижу стояло выше всех прочих, — дворянства, — помимо всего этого, королю было нужно его дворянство прежде всего как незаменимый противовес для обеспечения равновесия между слоями общества, которым он правил.

Неверно было бы видеть в короле только угнетателя дворянства; неверно было бы видеть в короле только хранителя дворянства. Он был и тем, и другим. Неверно было бы подчеркивать только зависимость дворянства от короля. Король, до известной степени, также зависел от дворянства — как и всякий единоличный властитель зависит ведь от подвластных ему людей, и особенно от элитных групп среди них. Сосредоточением и сохранением в своей социальной позиции огромной власти король был в немалой степени обязан существованию знати как дистанцированного и социально обособленного слоя. Но зависимость каждого отдельного дворянина от монарха была несравненно больше, чем зависимость монарха от каждого отдельного дворянина. Если королю не нравился какой-то дворянин, в его распоряжении всегда была «резервная армия» дворян, из которой он мог по своему усмотрению выбрать и приблизить к себе другого дворянина. Именно этот баланс взаимозависимостей придавал институту, который мы называем «двором», его специфический характер (если мы не будем принимать во внимание министров и других чиновников, которые происходили из буржуазии и чиновной знати и которые, хотя также принадлежали ко двору, в придворно-аристократическом обществе были, по большей части, лишь маргинальными фигурами, пускай часто и весьма могущественными). В этом балансе они крепко удерживали друг друга, как боксеры в «клинче»; никто не решался изменить свою позицию, потому что опасался, что тогда противник сумеет нанести ему ущерб; и не было на этом ринге рефери, который мог бы развести этот «клинч». Все эти взаимные отношения зависимости были сбалансированы и амбивалентны, так что взаимная вражда и взаимная зависимость более или менее уравновешивали друг друга.

28.

Выше мы видели, как в позднюю эпоху этого режима даже люди, стоящие по своему статусу выше всех остальных король и королева, члены королевского дома с их придворными дамами и кавалерами, — до такой степени превратились в пленников своего собственного церемониала и своего этикета, что исполняли его предписания, хотя это исполнение было для них тяжким бременем, потому, что каждое действие, каждый шаг в этом этикете представляли собою известную привилегию определенных лиц или семейств по отношению к другим лицам и семействам, и потому, что любое изменение одной-единственной традиционной привилегии в пользу одних лиц вызывало недовольство, а чаще всего и активное сопротивление других привилегированных семейств и групп, которые опасались, что, затронув одну-единственную привилегию, могут затронуть в конце концов и другие, в том числе и их собственные. То, что мы могли наблюдать здесь на примере этикета и церемониала в придворных кругах, символично для отношений между привилегированными элитами ancien régime вообще. Идет ли речь о монопольном преимущественном праве на занятие определенных должностей или на иные источники дохода, или о привилегиях в ранге и престиже — все эти разнообразно иерархизированные привилегии были своего рода собственностью не только королевской семьи и ее придворных, но и, в широком смысле, «дворянства шпаги» и чиновной знати или налоговых откупщиков и финансистов, которые все, несмотря на множество перекрестных связей, сохраняли в себе признаки особых групп с различного рода привилегиями. И эту свою собственность каждая группа, каждая семья старалась сберечь и защитить от всех угроз — довольно часто даже от угрозы, исходившей от приращения привилегии других. Людовик XIV еще обладал достаточной властью, чтобы, в определенных границах, увеличивать и уменьшать частные привилегии и таким образом управлять этим многополюсным механизмом напряжений в соответствии с потребностями позиции короля. Людовик XVI, вместе со всей разветвленной династией королевского семейства, уже был пленником этого механизма напряжений и взаимозависимостей. И не он управлял им, а сам этот механизм, в известной степени, управлял королем. Он, как таинственный вечный двигатель, принуждал всех составлявших его людей отстаивать в непрестанной конкурентной борьбе друг с другом привилегии — основу своего существования — и при этом, насколько возможно, оставаться на прежнем месте. Это сцепление, этот социальный «клинч», заставлявший каждую группу топтаться на месте в постоянном страхе возможного смещения баланса власти не в ее пользу, обрекал на неудачу любую попытку сколько-нибудь радикальной реформы системы власти изнутри, если ее осуществляли люди, которые происходили из среды самих этих привилегированных элит. В попытках реформ конечно же не было недостатка, и теоретических предложений о реформах того или иного рода было вели кое множество. Но эти идеи редко опирались на реалистический анализ этой фигурации привилегированных лиц.