Придите, верные... - [3]

Странно слышать такое от телепроповедника, подумал я, а запись продолжалась.

— Вы должны помнить, братья, — сказал Юрген, — что видения 1917 года в Фатиме явились детям, и что единственная из этих детей, что пережила детство, всю жизнь прожила монахиней в монастыре — это та самая женщина, которую папа Лев XIV собирается беатифицировать через несколько недель. Хотя она не записывала Третью Тайну до 1944 года, за все эти годы она почти не видела мира. Как сказал государственный секретарь Ватикана Анджело Солдано по случаю обнародования Третьей Тайны, «Текст нужно интерпретировать в символическом ключе».

Юрген ненадолго обернулся, и позади него поплыли голографические слова: «Мы увидели Ангела с огненным мечом в его левой руке; сверкая, он испускал огонь, словно хотел предать мир пламени…»

— Совершенно понятно, — сказал Юрген, указывая рукой на слова, — что речь идёт о запуске ракеты.

Я удивлённо покачал головой. Слова изменились: «И мы увидели в бесконечно ярком свете, который есть Бог, нечто похожее на то, как люди появляются в зеркале, проходя перед ним: епископа, облачённого в белое…»

Юрген развёл руками, взывая к здравому смыслу.

— Как вы обычно узнаёте епископа? По его митре — литургическому головному убору. А какого рода головной убор вы бы ассоциировали со странными отражениями? Визор шлема космического скафандра! А какого цвета обычно космические скафандры? Белого — всегда белого, чтобы отражать солнечный жар! Дети несомненно видели космонавта. Но где? Где?

Новые слова сменили предыдущие: «прошёл через большой город… наполовину в руинах…»

— А это, — сказал Юрген, — первое свидетельство того, что видение это было именно на Марсе, в регионе Кидония, где со времён «Викинга» мистики предполагали существование руин города, к западу от так называемого Лица на Марсе.

Боже милостивый, подумал я. Не может же Ватикан послать меня расследовать это. Так называемое «Лицо», будучи сфотографировано позднее, оказалось не более чем набором растрескавшихся бугров.

За спиной Юргена замаячили новые слова: «С обеих сторон Креста стояли два Ангела…»

— А-а! — сказал Юрген, словно и его самого появившийся текст застал врасплох, хотя он, без сомнения, тщательно его изучил, сочиняя свою смехотворную историю.

— Знаменитый Северный Крест, — продолжал Юрген, — часть созвездия Лебедя, виден с Марса так же отчётливо, как и с Земли. А два спутника Марса, Фобос и Деймос, в зависимости от их фаз, могут показаться двумя ангелами под крестом.

Могут, подумал я. А у меня из задницы могут вылететь обезьяны.

Но аудитория Юргена принимала всё на ура. Он был проповедником старой закалки — напыщенным, вводящим в транс, богатым риторикой и бедным логикой, того типа, который, к сожалению, стал слишком распространён со времён Третьего Ватиканского.

Парящие слова снова сменились: «два Ангела, каждый с хрустальной кропильницей в руке его…»

— Кропильница, — сказал Юрген, словно заранее прося прощения у тех, кто уже знает, — это сосуд для хранения святой воды. А где, братья мои, вода более свята, чем на высохшем Марсе? — Он с победным видом оглядел свою аудиторию. Я покачал головой.

— И что, — продолжал Юрген, — делали ангелы Фобос и Деймос своими кропильницами? — В ответ новые слова появились позади него: «…собирали кровь мучеников…»

— Кровь? — переспросил Юрген, вскидывая косматые светлые брови в деланном удивлении. — Но опять же, у нас есть лишь интерпретация блаженной сестры Лусии. Она наверняка видела просто красную жидкость — или жидкость, которая выглядела красной. А на Марсе, с его оксидизированной почвой и небом цвета жжёного сахара всё выглядит красным, даже вода!

Ну, здесь он был совершенно прав. На Марсе люди одевались в стиле, который на Земле сочли бы экстремально попугайским, лишь для того, чтобы внести в свою жизнь хоть какие-нибудь цвета, кроме красного.

— И когда я взирал на Кидонию, братья мои, в стопятидесятилетнюю годовщину первого появления Пресвятой Девы Марии близ Фатимы, я узрел её во всей её славе: Благословенную Деву.

— Почему я решил взглянуть на Кидонию, спросите вы меня. Потому что слова Богоматери достигли меня, слова, что велели направить телескоп на Марс. Однажды ночью я услышал слова у себя в голове, и я сразу же понял, что они от Девы Марии. Я подошёл к телескопу и посмотрел туда, куда она велела. И девять минут спустя я увидел её, белую и пречистую, идеальную точку, движущуюся через Кидонию. Услышьте меня, дети мои! Девять минут спустя! Мысли Пресвятой Девы достигли меня мгновенно, но даже её святое сияние распространяется со скоростью света, а Марс в тот вечер находился в 160 миллионах километров от Земли — в девяти световых минутах!

* * *

Я, должно быть, задремал. Надо мной стояла Элизабет Чен, тихо повторяя:

— Отец Бэйли? Отец Бэйли? Пора вставать…

Я открыл глаза. На Лиз Чен было очень приятно смотреть — да, я принял целибат, но ведь пока не умер! — но меня нервировал тот факт, что она стоит здесь, в пассажирском отсеке, а не сидит в пилотской кабине. Судя по виду в окне мы по-прежнему неслись в нескольких метрах над поверхностью Марса. Я с радостью полагаюсь на Господа, но автопилоты меня вгоняют в дрожь.