Придите и воззрите на них - [2]

Стихийные силы Вселенной унесли немногих из нас. И потому исчезновение Норы и Лью по нам ударило. Даже Совет попечителей, ведавший исследовательской программой и с олимпийским спокойствием оповещавший мир о ее успехах, на этот раз смягчился и сумел-таки изыскать финансы для одновременной отправки десятка кораблей.

Официально — для ускорения работ по программе и, таким образом, ради дальнейшего накопления человеческих знаний о Вселенной; однако оказавшимся на борту этих кораблей как-то стало известно, что если на этот раз будет получено не слишком много рутинных научных данных — это является всего лишь естественным временным падением извечно нестабильной кривой человеческого прогресса.

Итак, мы убрали с кораблей большую часть исследовательской аппаратуры, освободив тем самым место для третьего наблюдателя и необходимых ему запасов воздуха и продовольствия. Задачка была не их легких, но решение ее означало, что мы сможем провести более долгий поиск и быть несколько повнимательнее. Оснащенные таким образом, мы оставили институт далеко позади и сосредоточились в секторе, где исчезли Гарвеи — секторе глубиной в какую-то сотню светолет, содержащим, по нашей оценке, до ста тысяч небесных тел, на которых мог потерпеть крушение их корабль. И начались поиски.

Там, где, по идее, вообще ничего не должно было быть, мы наткнулись на блуждающую глыбу. Она слепо перла сквозь бесконечность — каменюга диаметром в добрую тысячу миль. По мере того, как мы приближались к ней, показатели ее массы менялись самым диким образом. Доззен, наш дополнительный наблюдатель, показал мне цифры.

Статный и чисто выбритый, он был еще совсем юнцом, только-только из училища — даже назначения не успел получить, когда произошла эта катастрофа.

— Приборы засбоили, Гарри, — сказал он. Посмотри: вот показания массы на каждую тысячу мил приближения.

— Все правильно, — мельком взглянув, буркнул я.

— Брось, Гарри — как такое может быть?

— Если внутрь этого астероида засунут гравигенератор.

— Генератор гравитации? Что за чушь, Гарри!

Не возьмусь утверждать, что когда-либо я испытывал особые симпатии к людям шумным и самоуверенным. Я внимательно посмотрел нацарапанные в его блокноте показания.

— Никогда не говорите, будто то, что предстало глазам вашим, не существует, поскольку никто и никогда ничего подобного не видел, — я мог бы и дальше развивать любимую тему, язвительно и гневно обличая исследователей, противящихся собственным открытиям, да что толку? — Взгляните на эти показатели: атмосфера на сто процентов состоит из инертных газов, в основном, из иона. Кроме того, она флюоресцирует.

На природное явление не слишком похоже. Можете также заметить, что на поверхности лежит тонкий слой неонового снега. А ведь подлая температура приближается к абсолютному нулю. Так почему же не вся атмосфера громоздится в сугробах? А потому, я бы сказал, что так оно и было — до совсем недавнего времени, когда что-то, крушение космического корабля, например, пробудило к действию механизмы, которые принялись поднимать температуру и всякими другими способами переводить здешнюю экологию из спящего состояния в активное.

Сомневаюсь, чтобы природа, создавая планетоиды, закладывала в них подобные механизмы. Более вероятно, что все это, там, внизу, представляет собой некую машину или, скорее, комплекс, предназначенный для выполнения определенных задач.

Доззен уставился на меня, как на психа. А я на него — как на тупицу. Когда-нибудь экспедиция, оснащенная рекордерами вместо наших простых анализаторов, доберется сюда и докажет, кто прав. Но я в эту экспедицию не хочу. Если Доззену невтерпеж — пусть отправляется и ловит свой кайф.

Чем бы это ни было — природной аномалией или остатками исчезнувшей (чему я рад!) цивилизации — мы совершили там посадку, выбрав в этих ужасных краях мало-мальски ровное местечко. Небо над нами пылало желтым, и его флюоресценция могла быть рабочим освещением для давно исчезнувших машин. Повторяю, строить теории относительно истории сего места невозможно, отправляться же для этого туда было бы роковой ошибкой. Насколько я могу предположить, внешне астероид выглядел совсем иначе, когда корабль Норы и Лью Гарвеев сорвался с неба и размазался по поверхности, как муха по ветровому стеклу. Но если когда-либо здесь существовала какая-нибудь жизнь, ей можно только посочувствовать.

Ибо место это внушало ужас. Это был ад. Повсюду вокруг нас зияли nap{b{ и громоздились хребты мрачного, изъеденного коррозией металла, такие заброшенные, так безжалостно разорванные и скрученные в немыслимые формы, что на секунду я совершенно всерьез прислушался, пытаясь различить висящий в воздухе агонический вопль.

Свет был — но не тепло. Невероятная стужа этого места уже охватила корабль, и нагреватели в рубке и каютах яростно жужжали.

Мазохистский ландшафт, открывавшийся за иллюминаторами, настолько оскорблял взор, что нас невольно пробила дрожь.

Не все в природе прекрасно — даже посвятившему себя науке исследователю внушает порою отвращение особо противный образчик ее творения. Однако все они, даже самые отвратные, несут на себе отпечаток какой-то органической целесообразности. В каждой образуемой природой форме можно проследить проявления причинности — даже если на дух не переносишь тот или иной ее архитектурный стиль.