Приди и помоги - [69]
Само собой решилось, что делать дальше. Даже и совета с дружиной не понадобилось. Войти в Новгород, пусть хоть и сопротивляются Ярославовы люда. Какая сила удержит рассвирепевших дружинников Мстислава Мстиславича? А как войдут в город, тут и найдется множество дел: злодеев наказывать, а тех несчастных, что еще в живых остались, — кормить. Не может быть, чтобы совсем никого не осталось в Новгороде. Это и представить себе немыслимо. Многих удастся спасти, Мстислав Мстиславич был уверен в этом. Но сначала, конечно, — наказывать, наказывать.
Он все время думал о зяте, князе Ярославе Всеволодовиче. Пытался понять: какая злая сила могла заставить его, еще совсем молодого человека — ему не минуло и двадцати пяти лет, — так хладнокровно убивать ни в чем перед ним не повинное новгородское население? Ведь на стол он был зван всем городом, ездило к нему а Суздаль посольство, уговаривали. И потом, когда перекрыл он все пути хлебные, ездили тоже, чтобы узнать: в чем их вина, чтобы сказал князь Ярослав, дал возможность подданным заслужить прощение. Те послы сидят теперь в ямах, цепями окованные, в грязь втоптанные. Давно такого на русской земле не видано!
Ярослав Всеволодович не в отца пошел. Отец его, великий князь Всеволод, никогда не стал бы творить такое — суров был, но по-своему справедлив и о чести своей пекся. Не говоря уж о том, что всю жизнь прожил со своей супругой, до самой ее смерти, не оставив великую княгиню даже в тяжелой болезни. Ярослав же при живой жене окружил себя наложницами, погряз в разврате, а жену, княгиню Елену, содержит словно рабыню. К мукам совести из-за брошенного им на произвол Новгорода у Мстислава Мстиславича добавлялось болезненное чувство вины перед дочерью. И Елену он не смог защитить! Отдал злодею, словно горлицу в жены хищному коршуну. Правда, в то время мало кто, наверное, мог разглядеть в юном князе Ярославе будущего коршуна.
До Новгорода оставалось менее полудня езды, даже таким медленным шагом, каким двигалась дружина Мстиславова. Если не ждать обоза, а поехать быстрее — то и того меньше. Мстислав Мстиславич посмотрел на мечника своего Никиту и понял, что мечник тоже рвется поскорее в родной город. В Новгороде у Никиты осталась молодая жена с сыном, которому только недавно исполнился год, и Никита в последнее время был в сильной тревоге за свою семью. По скудным вестям, приходившим из Новгорода, они догадывались, что новгородцам приходится несладко, но такого, что было на самом деле, и вообразить себе не могли — ни князь, ни его мечник, ни кто-либо из дружины.
— Дозволь сказать, княже, — обратился Никита к господину, заметив, что тот на него посмотрел. — Не поехать ли быстрее нам? Сердце у меня щемит. Не гневайся. Прикажи, чтоб шагу прибавили!
— Дозорных надо подождать, — ответил Мстислав Мстиславич.
— Встретим их по дороге, — продолжал настаивать Никита. — Или меня хоть одного отпусти. Мочи нет, княже. Что ж это делается, что делается? — И он издал сдавленный горловой звук, поперхнувшись коротким злым рыданием.
Князь внимательно посмотрел на мечника, который отвернулся, стыдясь своего искаженного плачем лица. Почувствовал, как и его самого что-то толкает в горло. Прав Никита, конечно — прав. Надо спешить.
Не отдавая никакого приказа, Мстислав Мстиславич просто обернулся к дружине, махнул рукой и резко хлестнул коня. Конь, словно только и ждал этого, рванулся вперед. Дружина устремилась вслед за князем вся как один человек. Мстиславу Мстиславичу даже показалось, что в глухом топоте множества копыт по снегу он расслышал общий облегченный вздох.
Через короткое время вдали показался дозор — трое дружинников, высланных утром вперед, на разведку, возвращались. Приблизившись к ним, Мстислав Мстиславич показал рукой, чтобы не останавливались, а присоединялись к быстрому движению отрада и докладывали на ходу. Ехавший рядом с князем Никита посторонился, пропуская старшего дозора — Путяту, которому часто доверялось разведывать, — поближе к Мстиславу Мстиславичу.
— Никого впереди нету, княже! — задыхаясь, прокричал Путята. — Я уж думаю: может, и людей в Новгороде не осталось?
— Как так — не осталось? — сердито рявкнул Мстислав Мстиславич. — Ты думай, что говоришь-то!
— Ей-богу, княже! Ворота незатворенные стоят, а стражи не видно! — Путята говорил непривычно тонким голосом: то ли запыхался, то ли перепуган увиденным. Никита попробовал представить себе никем не охраняемые ворота мертвого города и содрогнулся: не так были бы страшны ворота, на семь запоров закрытые и с многочисленной стражей на стенах, что грозила бы оружием. Словно подтверждая его опасения, Путята крикнул Мстиславу Мстиславичу:
— Я, княже, такого страха и не помню! Что с Новгородом сделали? Убили!
Мстислав Мстиславич больше не отвечал, только еще сильнее стал нахлестывать коня. Замолчал и Путята, стараясь не отставать от князя и вперив взгляд туда, откуда он только что привез страшное известие. Сейчас, среди своих, рядом с князем, ему, конечно, было легче, чем там, возле города перед мертвыми воротами.
Вскоре Мстиславов отряд — все три сотни разъяренных, горящих желанием сражаться воинов — подошел к городу так близко, что все уже могли видеть это печальное и страшное зрелище своими глазами. Мстислав Мстиславич непроизвольно перевел коня на шаг, то же самое сделали остальные. Теперь спешить было некуда, загнать коней среди леденящей душу тишины запустения казалось кощунственным. Ехали шагом, зорко осматриваясь по сторонам, на всякий случай держась за оружие — кто за рукоять меча, кто за сулицу, кто за лук, чтобы быть готовым в любой миг наложить стрелу и ударить. Никита свой меч вытащил из ножен и положил плашмя на правое плечо, левой рукой держа поводья. Ему просто необходимо было сейчас чувствовать тяжесть холодной стали в руке. Чтобы никто из врагов, что встретятся на его пути, не усомнился в его намерениях. А он был намерен карать, и карать беспощадно. Те же чувства, судя по его виду, испытывал и Мстислав Мстиславич, и все его воины.
О жизни и деятельности великого князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо рассказывает роман писателя-историка Александра Филимонова.
Роман Александра Филимонова рассказывает о жизни знаменитого римского императора Тиберия Клавдия Нерона (42 г. до н. э. — 37 гг. н.э). Читатель становится свидетелем событий, происходящих на протяжении пятидесяти лет Римской империи.
В начале 1223 года десятки тысяч монголо-татар под предводительством военачальников Чингисхана Джебе и Субэдея вторглись в половецкие степи. Половецкий хан Котян обратился за помощью к русским князьям. На совете в Киеве было решено общими силами выступить навстречу врагу. Вскоре русско-половецкое войско двинулось на восток... Утром 31 мая 1223 года на реке Калке, неподалёку от побережья Азовского моря, началась битва, положившая начало вековому противостоянию Орды и Руси. Новый роман писателя-историка Александра Филимонова посвящён событиям, происходившим в начале XIII века.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Новый роман известного писателя — историка А. И. Антонова повествует о жизни одной из наиболее известных женщин Древней Руси, дочери великого князя Ярослава Мудрого Анны (1025–1096)
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.