Приди и победи - [7]

— Олежек, на следующее 23 февраля я подарю тебе глобус — будешь изучать то, что прогулял в шестом классе. А конкретно — уроки географии.

— Я уже в пятом классе знал, что хочу стать полицейским. На фига мне география?

Бестужев театральным жестом поднял голову и руки к небу:

— Боже, я пытаюсь, я терплю, но этот неуч сопротивляется изо всех сил. Наставь его на путь истинный, путь знаний.

— Бестужев, хорош ерничать, — гаркнул подошедший Булдаков.

— Слушаюсь, товарищ полковник. Перестаю ерничать и наставлять подрастающее поколение. Пусть помирает неучем.

— БЕСТУЖЕВ!!! — взревел Булдаков. — У нас труп латиноса, а ты…

— Вот видишь, Олежек, — наставительно вытянул палец Бестужев, — даже товарищ полковник знает, что Сальвадор находится в Латинской Америке. Хоть и обращаться к покойному «латинос» крайне неполикорректно.

— Да ну вас, — в сердцах кинул Булдаков, — работайте. Если что — я у себя в кабинете.

Полковник рванул к служебному «Форду». Мавр сделал свое дело — спихнул всю дальнейшую работу и ответственность на Бестужева, мавр может уходить — время запахнуться в уютный кабинет, где его ждет любимое кресло и полбутылки «Джемесона». Булдаков знал по опыту: сейчас главное — не мешать этим доморощенным Холмсу и Ватсону.

А Бестужев с Олегом, казалось, даже не заметили ухода начальства. Они продолжали шуточную перепалку, но при этом тщательно осматривали место преступления.

Золотые ворота находились в самом центре Владимира, но когда-то с них город только начинался. Это был самый парадный въезд в город, и князь Андрей Боголюбский использовал их для городских торжеств. Проездная арка была широкой и высокой, поэтому было непонятно, как убийца смог подвесить свою тяжелую ношу. Или убийц было несколько?

Еще непонятно, почему его никто не видел. Древний памятник стоит на виду, жизнь в центре Владимира кипит до утра — неужели никто не обратил внимание на то, что кто-то ночью тащит огромный крест с висящим на нем человеком? Вопросы, сплошные вопросы.

Бестужев подошел к кресту, лежащему на брусчатке. Взялся за один конец короткой перекладины и попытался поднять. С первой попытки получилось не очень, со второй — он смог поставить крест на попа. Подошедший Олег поинтересовался:

— Тяжело?

— Это мягко говоря.

— А ты добавь еще килограммов восемьдесят веса трупа.

— Да-да.

Бестужев аккуратно уложил крест на землю, несколько раз обошел его вокруг, опустился на корточки, погладил и даже понюхал улику:

— Слушай, что-то я не пойму, из какого дерева сделан крест. Скажи спецам, пусть возьмут образец на экспертизу.

— Добро.

Оставшись один, Бестужев еще некоторое время осматривался вокруг, а потом пошел в сторону «скорой», которая припарковалась в десяти метрах — рядом с Козловым валом. Этот памятник архитектуры дополнял Золотые ворота. Вместе ансамбль показывал мощь, которая была у древнего города почти тысячу лет назад.

Возле «скорой» курили водитель, молодой интерн лет двадцати, и давний знакомый всей владимирской полиции — патологоанатом, доктор Серафим Серафимович Стрельцов. Доктор был стар — пенсию он заработал уже лет пятнадцать назад, но на заслуженный отдых его не отпускали коллеги; лыс, но идеально выбрит; носил очки с очень толстыми линзами, но даже в них постоянно щурился. По старой медицинской традиции, Стрельцов держал сигарету не пальцами, а медицинским пинцетом. И когда пафосным движением подносил ее ко рту, то напоминал феминисток начала двадцатого века, введших в моду длинные мундштуки.

Подошедшего Бестужева он приветствовал еще на подходе:

— Что, Саша, подкинула жизнь какашечку? — чувства юмора и такта у Стрельцова были своеобразными, но это среди патологоанатомов было не редкостью.

— И не говори, Серафимович. А ведь жизнь и так не легка…

— Слышал про Лерку, слышал. Вот стервуха, нашла жихаря покобелистее, видать, — захихикал Стрельцов.

Бестужеву не хотелось обсуждать свои семейные проблемы ни с кем, а тем более — с доктором, поэтому он поспешил перевести тему:

— Труп у тебя?

— А где же ему быть, болезному. Хотел я его сразу увезти в морг, но решил тебя дождаться. Я ж его как увидел, то сразу понял, этот товарищ по твоей части.

— Показывай. И рассказывай.

Бестужев подошел вплотную. Внутри «скорой», на каталке под простыней угадывался силуэт сальвадорца. Стрельцов дернул простыню, и та съехала на пол.

Капитан уже видел труп на фотографиях, но все равно вздрогнул. Такого живым на улице повстречаешь — не открестишься. Смуглый, лысый, весь в татуировках, господин Пабло вызывал только отрицательные эмоции. Татуировки были агрессивные — рога, черепа (один уместился прямо на переносице), пистолеты, ножи, голые девицы и тому подобная бандитская тематика. Узкие бескровные губы сильно сжаты — складывалось впечатление, что сальвадорец до самой смерти пытался показать убийце свою волю и не закричать. Если так и было, то можно смело утверждать, что при жизни Пабло Ганадор был суровым господином.

— На первый взгляд, я не нашел никаких признаков насильственной смерти, привычных нам: следов удушения, огнестрельных ран, гематом и так далее. Мое первое заключение — он умер от потери крови. Стигматы — раны на руках и ногах — очень широкие, конечности пробиты железнодорожными костылями, причем не пробивались отдельно, а прибивались прямо к кресту.