Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян - [25]

Впрочем, город закончился очень неожиданно. Старые каменные дома превратились в село столь неожиданно, как будто со строителями одновременно случился сердечный приступ, в связи с чем дальше достроить они не успели. Мы стояли в ступоре и глядели на возвышенности, идиллические долины и неожиданно появившиеся перед глазами деревушки. Все это были виды, слайды с которыми необходимо показывать нервнобольным людям ради их успокоения.

Так что мы сделали разворот на 180° и вернулись в город. Но после того, как мы вышли из окружающих нас старых каменных домов, на нас, абсолютно неожиданно, словно банда разбойников, выскочили девятиэтажки. Между ними стояли какие-то здания, о которых невозможно было сказать определенно: то ли их возводят, то ли разбирают. А уже среди них торчал деревянный сарай, очень похожий на склад для сельхозорудий. На его крыше торчал православный крест. Мы зашли вовнутрь. Это была церковь. Нормальная такая церковь. Выглядела она времянка — времянкой, но явно стояла здесь уже долго. Женщина в платке на голове мыла пол. Грязную воду она выливала за иконостас, в сферу святая святых.

— О, йа-а, — обменялись впечатлениями Удай с Кусаем.

А потом началась промышленная часть города. Я чувствовал себя словно в социалистическом научно-фантастическом фильме, в котором заржавевшие машины советской тяжелой промышленности захватили власть над миром. Автобусная остановка выглядела здесь совершенно абсурдно, поскольку, похоже было на то, что выходить здесь могли исключительно какие-то соцроботы. В подобного рода месте казалось, а самокрутки с травкой это впечатление лишь усиливали, будто бы мы единственные живые существа во вселенной.

И сразу же потом был Прут, который пёр так, что если бы в него сунуть голову, то она бы оторвалась нафиг.

А за Прутом было вообще что-то сумасшедшее. Самый большой базар, который я когда-либо видел. Тянулся он на несколько километров. Продавали там все — от автомобилей и курей, до тряпок на вес. Живущие тут же селяне сдавали места для стоянки машин на собственных дворах. Один из них сидел в шлепанцах у ограды, на табуретке. Одной рукой он кормил кур, а второй получал бабки за выезд. Желающих было полно. Люди клубились, словно на карнавале. Где-то посреди этого коммерческого безумия начало зарождаться что-то вроде города. То была истинная Улица Крокодилов. Здесь зарождались «псевдо-дома» — из пустотелого кирпича, из стекла, вроде как и временные, но вечные. Немного это походило на городок из вестерна: с главной улицей, с наскоро поставленными деревянными домишками, которые — в пустой прерии — должны были изображать городское пространство. И рядом со всем этим стояла небольшая церквушка. Выглядела она как очередная торговая палатка. А что? Все выставляли торговые точки, вот и Иисус тоже.

А потом, уже вернувшись в город, мы обнаружили тот бар.

Еще пару недель назад там наверняка можно было бы съесть солянку и котлету по-киевски с жареной картошкой, но сейчас это уже был «суши-бар». А что вы хотите? Смена брендов и направлений. Толстенная, типичная молочно-барная[75] тетка за стойкой сейчас была упакована в кимоно (слишком маленькое для нее по размеру), из-под которого выглядывал вязаный свитерок. Взгляд у нее был уставший, на лице — выражение вечного разочарования. Волосы ее заставили поднять в кок, и в этот кок вонзили две палочки для еды. Интерьер предприятия общественного питания еще не был переделан, так что стены все так же украшали деревянные панели. Сидели здесь на привычных, деревянных лавках. У входа располагался праславянский и добродушный медведь с толстеньким пузиком. Его тоже упаковали в кимоно. А вот на стенах — вместо картинок с издающим брачный рев маралом[76] — висели гейши и битвы самураев.

— О йаа! — завизжали Удай и Кусай и бросились фотографировать. Медведя, отсутствующего марала, тетку за барной стойкой, хотя та начала визжать, что вроде как нельзя. Только Удай с Кусаем где-то ее видели. Они вопили «о йаа» и фотографировали, фотографировали. Пока в конце концов Тарас не вырвал аппарат из рук Удая и, взбешенный, не вышел из заведения.

Удай с Кусаем удивленно переглянулись и двинулись за ним.

Я тоже. А что мне еще оставалось делать? Тем более, что тетка за стойкой глядела на меня с холодной ненавистью.

Тарас нервно курил и орал на Удая с Кусаем:

— Вы вообще, блядь, к нам как к людям относитесь, — орал он, — или словно к какому-то, блядь, экзотическому племени? Или словно к зверям в зоопарке?…

— Уже сам факт того, что ты сопоставил племя и зверей, — удивительно скоро и разумно заметил Удай, — свидетельствует о том, что не можешь, как это говорится, бросить камнем…

Кусай захихикал, и Тарас, повернувшись к нему, рявкнул:

— А ты, курва, чего ржешь? За кого вы нас считаете? Или вы считаете, будто бы мы тут, курва, живем здесь для того, чтобы вас забавлять?

— Нуу, ста-арик, — пытался успокоить его Удай, — отстранись немного от всего этого, ведь это… — и заткнулся. — Все оно не так, как ты считаешь, — буркнул он через какое-то время.

— Ебу я вас, — удивительно спокойным голосом сказал Тарас. — Нехрен мне было с вами куда-либо ехать. А вы самые обычные сволочи, вот что. Обычные, банальные сволочи.