Приданое для Царевны-лягушки - [69]

– Откуда ты знаешь, что он ругался?

– Это при мне было.

– А я?.. – Платон поник головой.

– А тебя там не должно было быть.

– Но на похоронах я же должен был быть!..

– Мы не смогли тебя одеть, – спокойно заявил Веня. – Все перемерили, пока ты лежал в несознанке, ни одни штаны не подошли.

– Вы что, издеваетесь? – перешел на шепот Платон. – Какие штаны?

– Платон Матвеевич, ты сильно похудел за последнюю неделю, – кивнула Илиса. – Я думаю, килограммов на пятнадцать.

Пыхтя, Платон встал на четвереньки, потом поднялся, держась за стену.

– Куда ты собрался? – бросился к нему Веня. – Ты на ногах не стоишь – неделю ничего почти не ел, только пил! Спал и нервничал, спал и нервничал!

– К зеркалу! – рыкнул Платон, отметая его.

Пометавшись в коридоре, Платон сначала устремился в спальню, заглянув на бегу на низ живота в оттянутую резинку пижамных штанов. Он не смог с одного взгляда – сверху и на ходу – определиться в очертаниях собственного живота. Осмотрел отражение живота в зеркале. Потом поднял голову, увидел свое лицо и вздрогнул. Старик с обвисшими щеками, весь в морщинах, давно не бритый к тому же. Это лицо больше всего напоминает морду голодающего одичавшего шарпея. Или его же задницу... Открыл шкаф, выбрал костюм и решил более пристально рассмотреть себя в другом, большем по размеру зеркале в кабинете.

Какой кошмар!.. Надевая рубашку, Платон не мог отвести глаз от своих унылых оплывших лишней кожей коленок. С брюками его ждал большой сюрприз. Сантиметров на десять. Именно на столько пояс застегнутых брюк отступал от живота.

– Куда ты собрался? – объявилась в дверях кабинета Илиса. – Одного тебя отпускать боязно, еще завалишься где-нибудь от истощения. Поел бы. Платон Матвеевич, а?

Она протянула ему булавки на пухлой ладошке.

– У меня дела. Я должен поговорить с Авророй. Где она?

– Тогда возьми побольше денег. Так просто тебя к ней не пропустят. Сказали, будут держать до суда.

– Суд? – удивился Платон, сражаясь с булавками. – Ты говорила, что Федор сделал заявление при свидетелях.

– Дело еще не закрыто. Следователь уговаривает не бояться суда – ее должны оправдать или дадут срок условно. Адвокат настаивает на прекращении дела и пока хлопочет о выходе под залог.

– Деньги, деньги... У меня неловко получается давать деньги.

– А я умею, – усмехнулась Илиса, помогая ему с закалыванием брюк. – Это из-за уродства. Они смотрят на меня, сочувствуют и берут.

– Ты не уродка, – рассеянно заметил Платон, надев пиджак и обнаружив теперь себя в зеркале изрядно постройневшим. – Пуговицы перешивать не будем. Пусть болтаются.

– Не будем, – кивнула Илиса. – Твою машину починили. Она стоит во дворе.

Это было очень кстати. Платон как раз думал – брать такси или рискнуть поехать на метро.

Он остановился на Большом проспекте у банка, взял из банкомата деньги по карточке и заметил, что за ним следят. Открыто, не таясь, его вели на старом «Москвиче».

Отсидев почти полтора часа в приемной Василеостровского изолятора, Платон понял, что задуманного разговора не получится – он устал ждать. Но Аврора удивила его своим видом – легкий макияж, тщательно уложенные волосы, строгий черный костюм и белоснежная блузка с тяжелой серебряной брошкой под воротничком.

– Явился! – поприветствовала она опешившего Платона. – Ишь, уставился – дурак-дураком. А ведь я сначала в тебя была влюблена, ты мне тогда казался умным добрым увальнем!

Сил на удивление у Платона почти не осталось. Он смотрел одуревшим взглядом, и только. Больше всего его поразил запах – Аврору окутывал плотным облаком знакомый сладковатый аромат. Потом он переключился на ее руки, но зацикливаться на видении женской кисти в стеклянной банке не стал – Платона поразил безупречный маникюр. Он стыдливо собрал в кулак свои пальцы с запущенными ногтями.

– Вспомнил, чудушка? – снисходительно поинтересовалась Аврора, с удовольствием заметив его внимание.

– Вспомнил, – Платон опустил глаза. – Вы Аврора Дропси, работали домработницей у Богуслава.

– А ты все вспомни! – наклонилась она к нему через стол.

– Все?.. А что было?.. Понимаете, вы как-то незаметно прошли мимо моей жизни тогда. Сейчас... у вас странный цвет глаз – лиловый, сейчас я бы запомнил этот цвет, а тогда... Неужели я себе что-то позволил? Если вы об этом, то извините, я не помню, чтобы особенно нравился женщинам вашего типа, да и повода не давал.

– Повода он не давал! – хмыкнула Аврора. – Зачем пришел?

– Узнать, почему вы это сделали, – просто ответил Платон.

– Закурить есть?

– Не-е-т... То есть мне сказали в приемной другие посетители, пока я ждал, я купил... вот, – достав из кармана пиджака пачку сигарет, Платон подтолкнул ее по столу. – Извините, с ментолом не было.

– Хоть бы побрился. Одичал совсем мордой, – вместо благодарности заметила Аврора. – Он пришел узнать, зачем я это сделала, ну не прелесть ли! Федька попросил – я и сделала. Он же у нас, Платон Матвеевич, очень настойчивый, хоть и на голову слабенький, но своего добьется, если захочет.

– Почему – у нас?

– Родственник все-таки. Какой-никакой, а родственник. Все-таки брат моего сына.

– Брат?.. Сына? Какого сына?