Приданое для Царевны-лягушки - [66]

– Если Федор хотел покончить с собой, почему просто... – пробормотал он.

– Ну уж это – полная лажа! Покончить с собой в любимом шлеме, да? – подошел к нему Веня.

– Тогда – что?

– Он мазь испытывал. Вернее, не испытывал, а хотел убедиться, что она сработала.

– Мазь?!

– Сядь, Тони, ты совсем белый. Федька и меня просил в него пальнуть, когда пройдут две недели. Я отказался. Тогда он насел на Аврору, а той, сам знаешь... Все по фигу, когда пьяная.

– Мазь... – прошептал Платон, кивая головой. – Мазь... Но это же... Это же полный идиотизм! – Он с трудом сдержался, чтобы не заплакать.

– Ну, не знаю, – задумчиво протянул Веня. – Квака сказала, что после этой мази Федька от пули и ножа не умрет.

Сквозь пелену слез Платон уставился на племянника, как на инопланетянина. Он почти завидовал его дебилизму, ему в этот момент захотелось стать умственно отсталым, чтобы не отличать жизнь от смерти.

– Уйди... – попросил он тихо.

– Тони, не нервничай. Все будет хорошо, – похлопал его по руке Веня. – Сейчас приедет Квака, расскажет что и как. Вот увидишь, все будет хорошо.

Странно, но это подействовало. Может быть, потому, что Вениамин не утешал. Он говорил совершенно уверенно, без малейшего лицемерия или сочувствия.

Вернулись в квартиру. Почти сразу за ними пришла Илиса.

– Все в порядке, – сказала она с порога. Сбросила туфли, сдула со лба мокрые колечки волос, прошла на кухню и сразу же вернулась со стаканом. – Выпей, Платон Матвеевич, тебе полегчает.

Платон с жадностью выпил все. Он сразу же покачнулся, Илиса с Веней повели его под руки в спальню.

– Что?.. Что в порядке?

– Следствия, наверное, не будет, – объясняла Илиса, – Федор перед смертью пришел в себя и сказал, что сам просил стрелять.

– Перед смертью? – застыл Платон. – А что же тогда в порядке? – Он опять покачнулся, Веня подтолкнул его, усаживая.

– Все, – уверенно заявила Илиса, поднимая его ноги и забрасывая на кровать. – Ты, Платон Матвеевич, поспи пару часиков, хорошо? – ласково уговаривала она, снимая ботинки. – А когда проснешься, мы все обсудим, ладно?

– Вы... Мы... Вы сошли с ума? – спросил Платон, тщетно пытаясь удержать перед глазами два лица, но они исчезли миражом, как только он протянул руку, чтобы дотронуться.

Поздно ночью настойчиво зазвонил телефон в коридоре. А может быть, ранним утром – но не днем это точно – сырая темень потащилась за Платоном, хватая его за лодыжки холодными скользкими лапами, чтобы он не ушел далеко.

– Лейтенант Подогникопыто! – бодро отрапортовала трубка.

Платон отнял ее от уха и внимательно рассмотрел.

– Вы меня слышите? Алло!

Платон слышал, но ответить не мог – он тихонько хихикал, согнувшись. Подогникопыто – надо же придумать такое!

– Гражданина Омолова мне! ПэМэ!

– Вероятно, это я – ПэМэ, – давясь смехом, ответил Платон. – Вы – Подогникопыто, а я – ПэМэ...

– Тут ведь что получается, гражданин Омолов. Не числится в Федеральной службе гражданин Птах.

– Конечно, не числится! – уже не смеялся, а подвывал в изнеможении Платон. – Он же наверняка секретный агент! Он не может просто так числиться!

– Он там не числится по причине ухода на пенсию, – заметил лейтенант. – И, соответственно, никак не может никого курировать. Это касательно вашего племянника, поведение которого совсем не внушает мне доверия, совсем.

– Пенсия? – удивился Платон. – А я думал, что они – пожизненные воины...

– Птах, кстати, это его прозвище с того периода, когда Служба еще была Комитетом. А настоящая фамилия – Цапель. Цапель Николай Иванович.

– Цапель, в смысле – Цапель?.. – Платон едва сдержался, чтобы не захохотать в трубку.

– Платон Матвеевич, вы мне импонируете. Поэтому я все это вам докладываю. Вы неплохой человек, просто поддающийся влиянию. Поэтому вокруг вас и вертятся всякие странные личности.

– Я вам что?.. – подавился смехом Платон.

– Импонируете. Так что примите мои соболезнования, – выдала трубка.

– По поводу чего? – удивился Платон.

– Мне сказали, что ваш племянник... Старший из братьев Омоловых скончался от огнестрела.

– Ерунда, – весело заметил Платон. – Федор не умрет от пули или ножа. Вот если бы Аврора его отравила или утопила!

– Вы все-таки будьте осторожны, – строго заметил лейтенант Подогникопыто. – Ваша квартира все еще у меня на контроле.

– А вот и нет! – со злорадством ответил на это Платон. – Венька вырвал из стены сигнализацию – никакого контроля!

– Ваша квартира у меня на контроле именно из-за Омолова В.О. Как криминально опасная. Всего хорошего.

Платон вернулся в кровать, долго еще там вертелся и тихонько смеялся: – «Цапель! Умора...», пока не забылся тяжелым вязким сном, от которого не наступает ни успокоения, ни отдыха.

– Выпей кофе! – приказала Квака.

«Вот и день. Дни тоже бывают, когда спишь...» – подумал Платон, а вслух сказал:

– Я люблю сладкий.

– Три ложки сахара.

– А почему тогда такой горький?

– Цианида переборщила, – буднично заметила Квака.

– О! – застыл Платон, почти в экстазе ожидая прихода смерти.

– Это шутка, – вздохнула Квака и слегка стукнула его по подбородку, чтобы рот закрылся.

– Распишись здесь, здесь и здесь.

Белый лист бумаги у самого лица. Квака в белом платье в светлом прямоугольнике окна.